Книга Одинокий некромант желает познакомиться - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна махнула рукой. Позволит. Вот только… ей и собраться, и еще на чай успеть, раз уж обещалась. А идти хотелось все меньше. Как-то прежде, когда она только здесь поселилась, ее часто приглашали на чай, большей частью из живого любопытства, вполне естественного и необидного. Но визиты утомляли.
Она не умела говорить о модах. И дворцовых сплетен не знала.
У нее не было титула или хотя бы состоятельного супруга, которого можно было бы испросить о малой услуге, в ответ оказавши такую же. Ни сыновей, ни дочерей на выданье. Ничего вовсе, что представляло бы интерес для нормальных людей.
И тонкий ручеек приглашений иссяк. Теперь, выходит, вновь…
– Вас… вам, к слову, не предлагали дом продать? – поинтересовалась Анна, поднимаясь. Аргус поднялся за ней. Он предпочитал держаться рядом, прижимаясь к ноге, и в том виделась опора.
– Было что-то такое… пара писем.
– И вы их?
– Отправил в камин. – Глеб предложил руку и поинтересовался: – Что нужно делать?
Составлять в коробку горшки с черенками. К розам его Анна не допустила, а вот огнецветы темную силу любят. И просили прошлым разом привезти их побольше.
Глеб брал горшочки осторожно, двумя пальцами, будто опасаясь раздавить их. Бережно распутывал переплевшиеся плети – огнецвет явно перестоял, и в том была вина Анны, у которой вдруг нашлись иные дела, – и опускал в коробку.
Брал следующий…
Анна проверила бирки на горшках: не хватало еще перепутать сорта. Подумалось, что если начеренковать и винограда, погрузив черенки в стазис, то доберутся они вполне жизнеспособными.
Пара луковиц. Корневища. Коробок становилось больше, но Глеб и не думал возмущаться, напротив, он казался спокойным, умиротворенным даже. И улыбался, а чему – непонятно…
– Знаете, – он осторожно уложил колючую плеть поверх других, – моя матушка тоже одно время сад держала…
И тут же нахмурился.
– И что с ним случилось?
– Ничего. Стало не до того, вот и зарос…
В том саду все было иначе.
Дорожки. Желтый песок, который еженедельно выравнивали особыми граблями, досыпая, ежели где слой прохудится. Стриженая трава. Стриженые кусты. Им придавали разные формы, некоторые вытягивали арками, иные превращали в зеленую стену.
Розы. И каменные цветочницы.
Порядок. Раз и навсегда установленный, нерушимый. После он держался долго, куда дольше, нежели дом. Трава медленно пробивалась сквозь песок, а на газонах появлялись желтые солнца одуванчиков. Кусты постепенно теряли искусственную свою форму, превращаясь в некое подобие чудовищ.
В этом саду не было места птицам. А тишина стояла тяжелая, напряженная. И даже в центре исчезающего лабиринта Глеб не чувствовал себя защищенным.
Здесь же… Иначе.
– К слову… – Анна укрыла тонким полотном очередной кусок чего-то колючего и явно живого. – Вы не составите мне компанию? Меня пригласили на чай. Неожиданно. А идти как-то… и отказаться не вышло. Я давно не бывала в обществе.
Она слегка прикусила губу. И выражение лица стало рассеянным, будто Анна забыла, для чего вообще взяла в руки эти ужасающего вида ножницы.
– Сегодня?
Она кивнула.
– Во сколько?
Анна встрепенулась и, достав часы, сказала:
– К пяти.
Изящные, украшенные камнями стрелки замерли на половине пятого.
– По-моему, – Глеб стряхнул с брюк землю, – нам стоит переодеться.
Идти не хотелось.
Вот чем дальше, тем больше. И нога вдруг разнылась, предупреждая, что прогулки – это вовсе даже не для Анны. А чаепития и подавно.
Платье из темно-зеленого льна, скроенное весьма просто, показалось нелепым.
Туфли стали натирать, хотя прежде за ними подобного не водилось, да и ввиду ее обстоятельств к выбору обуви Анна относилась весьма ответственно.
Шкатулка с драгоценностями – многие стоило бы отправить в банк, да все руки не доходили – тоже не порадовала. Сапфировый гарнитур чересчур роскошен, а чаепитие все же не бал. Подвеска с изумрудом? С виду проста, но камень крупный и огранка такова, что вновь же будет смотреться вызывающе.
Жемчуга? Напротив, простоваты.
Платиновая цепочка, в звенья которой вставлены мелкие бриллианты? И не будет ли казаться, что Анна пытается выставить свое богатство?
Вкус…
Она подняла изумруд. К нему имелся браслет, столь же простой с виду обруч, к которому крепились три каплевидных камня.
Или все же жемчуга?
Есть темные, почти черные. Комплект, поднесенный Никанором на пятнадцатую годовщину их свадьбы. И примеряла его Анна всего-то пару раз, но с платьем не сочетается, да и при дневном свете жемчуга будут казаться серыми, больными.
Она вздохнула и с сожалением отодвинула шкатулку.
Там были где-то и рубины, и тяжелые украшения из янтаря, исполненные в народном стиле, что было модно лет этак десять тому.
Фероньерки. Фермуары. Шифры, усыпанные мелкими каменьями. Подвески-банты и крученые запястья. Надо будет вызвать кого, чтобы переписали это добро и разложили, как принято, по футлярам. А футляры отправить в банк, поскольку это как раз разумно.
Изумруд покачивался на тонкой цепочке.
В темной зелени камня тонул свет, и сам камень казался почти бездонным. Подумают… Какая разница, что о ней подумают. Анна вдруг поняла, что она совершенно точно не понравится соседям. Так к чему оно?
Она угадала. Ее платье. Ее украшения.
Сама она со своей тростью и проклятьем никак не вписывалась в молчаливое великолепие этого дома. Он же, еще помнивший времена иные, куда более простые, как и нрав прежней хозяйки, стремительно менялся. Обнажились мраморные полы, засияли. И лестница будто бы стала шире, выше. Легли у подножия ее мраморные звери, на которых Аргус поглядывал с явным неодобрением.
А под потолком воссияла хрустальная люстра.
Здесь и пахло иначе: лоском и воском, свежестью и самую малость – дорогим табаком.
– Интересно, – сказал Глеб, которого вовсе не приглашали, но теперь Анна лишь порадовалась, что решилась просить о сопровождении.
И пусть эта просьба вновь же нарушала неписаные правила, но ей было спокойней.
Цокали по паркету – надо же, дубовый и выглядит отнюдь не вчера положенным – когти Аргуса. Мягко касалась дерева трость Анны. И на них, таких невероятно жалких, с немалым интересом взирали сановитые предки хозяев дома.
– Очень интересно, – Глеб задержался у портрета темноволосого мужчины, закованного в мундир, точно в панцирь. – Никогда бы не подумал…