Книга Сердце, которое мы не знаем. История важнейших открытий и будущее лечения сердечно-сосудистых заболеваний - Хайдер Варрайч

Но если вернуться еще на несколько десятилетий назад, то станет ясно, что век тревожности далеко не новый феномен – он тянется уже бог знает сколько времени. В 1872 г. автор одной статьи в газете The Times жаловался на «сильное умственное напряжение и спешку», которые человечество испытывает из-за появления паровых двигателей и электричества, урбанизации и самого бремени своего существования[397]. Кроме того, еще задолго до наступления века, присвоившего себе это звание, один британский врач назвал веком стресса свой XIX в.[398] И как раз параллельно с тем, как мы прошли через индустриальную революцию и вступили в эпоху современной апатии, началась и эра сердечно-сосудистых заболеваний. Возможно ли, что эти две напасти современного мира – стресс и сердечно-сосудистые заболевания – связаны друг с другом?

Конечно, многие именно так и решили: сердечно-сосудистые заболевания – еще одна неизбежная плата за нашу современность. Помните о том, что большинство врачей XIX – начала XX в. полагали, будто атеросклероз – это естественное следствие старения, а повышенное артериальное давление даже необходимо организму. В 1925 г. чикагский доктор обвинил «несбавляемую скорость американской жизни, бурную напряженность американского темперамента» в увеличении частоты инфарктов – того недуга, который другой врач прозвал американитом[399],[400].

Лицом современных инфарктов стали молодые люди, которые поднимались по служебной лестнице, были в расцвете сил, управляли бизнесом, получали деньги за рекламу сигарет на Мэдисон-авеню, а теперь валились, словно кегли, на землю, прижимая руку к груди. В своей лекции, прочитанной в 1892 г., сэр Уильям Ослер охарактеризовал типичного кардиологического пациента как «пылкого и амбициозного мужчину, чей мотор всегда работает на полную мощность… 45–55 лет, военная выправка, седые волосы со стальным отливом, румяное лицо»[401]. Так что сердечно-сосудистые заболевания ассоциировались не просто с мужчинами, а с самыми большими альфа из всех альфа-самцов. Именно поэтому первое обширное исследование знаменитого ученого и диетолога Энсела Киза, с помощью которого он хотел установить связь между питанием и заболеваниями сердца, проводилось исключительно среди бизнесменов Миннеаполиса[402]. Однако некоторые исследования, например Фремингемское исследование заболеваний сердца, показали, что с риском сердечного приступа тесно связаны такие факторы, как повышенное артериальное давление, курение и высокий уровень плохого холестерина, а не психологический стресс.

Но если наука не придавала большого значения роли эмоций в возникновении сердечно-сосудистых заболеваний, то в сознании обывателей эта связь сохранилась. «Не расстраивай его, у него больное сердце», – то и дело слышал я в детстве, стоило мне затеять какое-то безобразие. Расслабляющая, лишенная всяких раздражителей обстановка до сих пор считается необходимым условием для восстановления людей после инфаркта миокарда. Почему эта ассоциативная связь между сердцем и разумом оказалась такой крепкой? Хотя бы потому, что очень многие испытывают боль в груди, когда волнуются или паникуют. Совсем недавно Тирон Лью, молодой тренер баскетбольной команды Леброна Джеймса, начал страдать от болей в груди, сопряженных с особенностями его работы, и был вынужден на время отойти от дел, чтобы слегка остыть. Почти у трети людей, поступающих в больницы с неспецифической болью в груди, эти ощущения вызваны состоянием тревоги или панической атаки – и среди этих пациентов намного больше женщин, чем мужчин[403],[404].

Посему, хотя многие упорно считали, что стресс может вызвать сердечный приступ, медицинское сообщество от этих идей открестилось. Конечно, многие пациенты с инфарктом действительно испытывали беспокойство и стресс, но кто бы не стал беспокоиться по поводу умирающего сердца, испытывая при этом мучительную боль в груди? Однако, прежде чем концепция «инфаркта от нервов» окончательно превратилась в сказку-страшилку, появилось новое загадочное заболевание, которое стало недостающим звеном в истории взаимоотношений сердца и разума и вернуло нас к самым истокам этой ассоциативной связи.

Жизнь в больнице похожа на войну – но не на ту войну, что показывают по телевизору. Бóльшую часть времени врачи и медсестры занимаются рутинной бумажной работой, бюрократическими совещаниями и обходами госпитализированных пациентов, за время пребывания которых в больнице не происходит, к счастью, никаких из ряда вон выходящих инцидентов. Однако порой – иногда вообще безо всякого предупреждения – на больных, врачей и медсестер сваливается такая беда, что голова просто идет кругом. И понять, что же произошло, можно только после того, как все закончится.

В один из таких адских дней к нам в отделение неотложной помощи поступила женщина, которая почти не говорила по-английски. Ей был 61 год, и она совсем недавно приехала в США из Эквадора. Внезапно ей стало очень трудно дышать. Родные привезли ее в больницу, и УЗИ показало, что с сердцем у нее все очень странно. Нижний край сердца, который называется верхушкой, обычно очень сильно сжимается при сокращениях сердца, но у нее он почти не двигался и выпячивался вниз. На ЭКГ у нее обнаружился высокий подъем сегмента ST, и ее мигом отправили в лабораторию катетеризации, но никакого тромба в передней межжелудочковой артерии, который врачи рассчитывали обнаружить, у нее не оказалось – сосуды были открыты настежь, как плотина после ливня. Но, несмотря на чистые коронарные артерии, у нее все равно возникла тяжелейшая сердечная недостаточность. Комплексы ЭКГ были такие, каких раньше у нас в больнице никто не видел, – позже мы узнали, что это называется «макроскопическая альтернация зубца T» и что это состояние, из-за которого у пациентки могла в любой момент возникнуть смертельно опасная сердечная аритмия[405]. После процедуры женщина провела несколько тревожных дней в реанимации с электродами дефибриллятора на груди, в ужасе ожидая, что внезапное изменение сердечного ритма заставит их сработать. Что же такое творилось с ее сердцем?