Книга Жизнь под маской - Лариса Шкатула

– Я ничего такого ни у кого не просила.

– Не просили, но Анечка рассказывала, что вы не хотите жить, вот я и решил помочь…

Закревский намеренно говорил ей "вы", хотя с самого начала работы над аттракционом они перешли на "ты". Сейчас перед Станиславом была не прежняя улыбчивая, открытая Наташа, а чужая холодно-отстраненная женщина. Откуда взялась в ней эта граничащая с пренебрежением отстраненность? Неужели сейчас она – настоящая? Но тут же он прогнал прочь нелепую мысль. Горе! Вот что изменило её. Не в таком ли состоянии люди уходят в монастырь или кончают жизнь самоубийством? Её надо было разозлить, вывести из апатии, заставить открыть глаза!

"Он смеётся надо мной! – думала Наташа. – Они считают, я должна забыть Сашу, лишь только его гроб засыпали землей! Почему меня не оставят в покое? И эта глупая выдумка с ядом. Наверняка это какая-нибудь настойка от простуды".

– Вы можете попробовать, – предложил он, угадывая её мысли. – Ведь всё равно терять вам нечего!

– Как нечего? – вяло осведомилась она. – А моя дочь, Оля?!

– Неужели вы ещё помните о ней? А мне показалось, будто она осталась круглой сиротой – и без отца, и без матери!

– Но откуда вы…

– Видел вчера на прогулке с няней. Такой маленький одинокий человечек… А посмотрели бы вы на Эмму! Обезьяна будто чувствует, что её бросили – она опять слегла!.. Да и мы… приходим на репетицию, а толку никакого нет… Я сам не так давно пережил тяжелую утрату, от которой, думал, не оправлюсь, но рассудил: или уходи из жизни, или живи как другие. Что проку от людей, размахивающих своим горем, точно флагом? Помните, что говорил Гамлет? "Уж лучше дать себе расчет простым кинжалом!"

– Но мне нужно время, чтобы прийти в себя, – слабо запротестовала Наташа.

– У нас его нет, – жестко проговорил он и некоторое время спустя спросил: – Так забирать пузырек или оставить?

– Забирай, – грустно улыбнулась она, – неужели мы все – лишь дети долга?

– Древние говорили: "Живым – живое", не потому что были чересчур жестокими, а потому что понимали: жизнь коротка, и если бог иной раз забирает к себе наших близких, то вовсе не для того, чтобы мы тут же последовали за ними… У каждого на земле свои обязанности.

– Спасибо тебе, – она поцеловала Станислава в щеку, а он вдруг засуетился и, торопясь проститься, напомнил:

– Манеж у нас завтра в десять.

Вечером, укладывая Оленьку спать, Наташа задержала её на руках, жадно вдыхая ни с чем не сравнимый теплый запах детского тельца. Дочка набегалась в парке, с размаху падая на кучи опавших листьев, и сейчас засыпала от усталости, даже не требуя обычной сказки.

– Ты уже вернулась, мамочка? – только сквозь сон пробормотала она.

– Откуда?

– Оттуда…

Наташа с тоской посмотрела на своё супружеское ложе, которое больше не согреет Сашино тело, и сердце её опять сжалось от боли. Как забыть об этом? Как не помнить, если каждая вещь в этой комнате ещё хранит следы его рук?

Но она понимала, что отныне память о любимом ей придётся хранить глубоко внутри, ибо горе и плач по умершему отнимают у человека все силы и есть только выбор: посвятить себя или скорби, или жизни…

В эту ночь впервые Наталья Романова воспользовалась своими необычайными способностями не для того, чтобы дать выход энергии, а наоборот, чтобы направить её вовнутрь. И впервые – чтобы лечить не кого-то, а свою больную душу. Она расслабилась, представив себя на даче Астаховых под Кёнигсбергом. Вот она лежит в гамаке, а сквозь ветви раскидистой старой груши пробиваются лучи теплого летнего солнца. Где-то внутри её, возле сердца, зажегся огонёк, и от него во все стороны потекло живительное тепло. Согрелись холодные пальцы рук, запульсировала кровь на подошвах ног, вокруг всего тела, точно ореол, возник невидимый теплый контур, и из глаз потекли теплые чистые слезы. Будто под солнечными лучами таяла и истекала прочь сдавливающая сердце ледяная глыба. Она заснула с улыбкой на губах и наутро проснулась обновленной и спокойной…

Боже! Что сделалось с Эммой, когда она увидела подходившую к клетке Наташу! Обезьяна вскочила, бросилась к прутьям клетки, метнулась к задвижке, визжала от радости, обнажая красные десны. Казалось, ещё немного, и она заговорит, да что там, закричит: "Где же ты была так долго?!"

Наташа вошла в клетку, и Эмма бросилась к ней, прижалась, подставляя голову. Теперь это вошло у неё в привычку: Эмма хотела, чтобы, лаская, её гладили по голове. И, наконец, больно укусила Наташу за палец. Та стерпела, но пожаловалась:

– Эмма, мне же больно!

И обезьяна тут же принялась зализывать след укуса. Наташа поняла: Эмма хотела показать, что она сердится на свою любимицу.

Когда Наталья Романова переоделась для репетиций и вышла на манеж из-за Эммы она пришла чуть позже, – там уже собрались все участники номера. Товарищи так непритворно ей обрадовались, что она подумала: какое счастье, что у неё есть настоящие друзья! Вдруг некстати вспомнилась ей институтская подруга Надин. И другая – Мария Истомина, которую институтки звали просто Муся. Когда-то Наташа, а тогда Ольга, считала их самыми близкими друзьями, но могли бы они в несчастье так поддерживать ее? Относились бы к ней по-прежнему, узнав, что она стала циркачкой? Неизвестно. Надин, с её изнеженностью и изысканностью, наверное, сморщила бы изящный носик или сделала вид, что они незнакомы…

Но пора было переходить к делу. Идея, которая появилась у Наташи, состояла в том, чтобы уговорить товарищей на участие в аттракционе шимпанзе. Вряд ли пришлось бы долго возиться, обучая Эмму каким-нибудь трюкам: обезьяна в своей творческой карьере уже выполняла номера высокой сложности. Правда, показывала она свои трюки внизу, а тут её собирались затащить под купол. Наташа даже образ для неё придумала – батьки Махно. Если надеть на обезьяну брюки, кто догадается, что роль батьки играет самка?

Надо посоветоваться с другими акробатами. Только Наташа робко высказала свое предложение, как в ответ услышала такой дружный хохот, что даже оторопела.

– Я сказала что-нибудь не то?

– Не смущайся, – похлопала её по плечу Вера Холодова, – ты сказала то, что пять минут назад нам доказывал Федя. Мол, как это было бы здорово взять в аттракцион животных. Например, его медведя Гошу – такого в воздушной акробатике ещё не было!

– Что за смех, молодые люди? – подошёл к ним шпрехшталмейстер Принц. – Разве вы репетируете клоунаду?

– Мы обсуждаем идеи, Эдуард Филиппович, причем одну безумнее другой, с улыбкой пожаловалась Вера. – Красавин предлагает ввести в аттракцион медведя, а Романова – обезьяну.

– Когда-то идеи Эйнштейна признавались безумными, – задумчиво сказал шпрех, – а сейчас без его теории относительности ученые не представляют себе науки… Ваша затея насчет животных безусловно оригинальна, но вот как отнесутся к этому сами животные?