Книга Не время умирать - Ян Валетов

Он кивнул в сторону жрицы.

– Перестань думать о том, как переделать мир. Нихера его не переделаешь…

– Слышу глас знакомого мне вождя Паркового племени, – сказал Книжник. – Люди – говно. Книги – мусор. Убивай, грабь, еби гусей… Все можно! Беспощадный не против! Жизнь – коротка! Да, Бегун? Что же ты не застрелил меня до сих пор? Того лекарства, что в сумках, тебе хватит на две жизни. Очень долгие жизни, вождь! И хватит, чтобы купить себе любовь и преданность тех, кому ты подаришь вечную жизнь…

Он ухмыльнулся, и полная луна дала спутникам возможность рассмотреть эту неприятную ухмылку в подробностях.

– Почему ты не убил меня? – переспросил Тим. – Что мешает тебе это сделать прямо сейчас, Бегун? Вот автомат рядом с тобой… Чего уж проще? Подними ствол – и вышиби мне мозги! Не хочешь? Странно. Раньше у тебя не было таких проблем. Ну, хорошо… Ты разучился убивать просто так. У тебя вдруг проснулась совесть. Или, не дай Беспощадный, ты почему-то стал гуманистом. Хотя ты и слова-то такого не знаешь – гуманность… Почему ты не сбежал с лекарством? Не спер ночью сумку и не дернул куда подальше? Ведь понятно, я не стану за тобой гнаться! Не смогу. Или ты забыл правило парковых: если не можешь выторговать – всегда можешь спиздить? Зачем тебе я – неумеха с говном в голове? Зачем тебе обуза: жрица уничтоженного племени с чужим ребенком и дурачок, который хочет всех спасти? За один шприц с вечной жизнью ты получишь самую красивую герлу в любом племени и будешь трахать ее, пока не надоест! Получишь почти задаром: покорную, красивую, тупую… Зачем тебе проблемы, вождь, если от них можно избавиться одним движением? Раз – и нас нет.

– Хорошие вопросы, – сказала Сибилла. – Только зря ты ждешь на них ответ, Книжник.

– Почему? – спросил Книжник, поворачиваясь к жрице.

– Потому что на них нет ответа…

Тим ожидал, что она продолжит, но Сибилла некоторое время молчала, давая ему время на раздумья.

– Почему? – повторил Книжник упрямо, не сводя со жрицы взгляда.

– Потому, – произнесла она с той же ровной примирительной интонацией и снова прикрыла глаза отяжелевшими веками, – что нет добра и нет зла, Книжник. Есть то, что мы называем добром и злом. То, что мы думаем о добре и зле. И ты это прекрасно знаешь. Добро, за которое мы боремся, часто оборачивается злом, а то, что кажется нам злом сегодня, завтра окажется самым лучшим поступком в жизни. Вы оба правы. Каждый по-своему. Но это не дает ответа на вопрос, кто из вас прав сегодня, здесь и сейчас.

Она распахнула глаза, и Тим увидел, как в ее зрачках отразился огромный шар полной луны.

– И время вас не рассудит, – добавила она спокойно.

У Тима родилась мысль, что жрица давно уже обдумала эту проблему и нашла для себя единственно верное решение.

– Потому что завтра не существует. Беспощадный не оставил вам выбора, даже если вы выскользнули из его когтей. Сделанного не воротишь! Мы не знаем, кого будет больше: тех, кто скажет о вас хорошо сегодня, или тех, кто проклянет вас завтра…

– И как это узнать? – спросил Бегун с искренним интересом в голосе.

– Никак! – жрица посмотрела на Бегуна с недоумением – мол, что тут непонятно? – И зачем тебе это знать, Бегун? Просто делай, что должен… Живи так, как считаешь правильным здесь и сейчас! Завтра будет завтра, если мы доживем до рассвета.

– Пусть наши враги сдохнут первыми! – ухмыльнулся вождь. – Годится! Здесь и сейчас!

Сибилла улыбнулась ему в ответ.

– Здесь и сейчас, – повторила она. – Вчера уже прошло, завтра еще не существует, есть только сегодня! И сегодня – полнолуние, первое после того, как я разрешилась от бремени. Пришла пора дать ребенку имя.

Глава 3

Имя

Здесь, на юге, неподалеку от Оушена, весна была в разгаре! Дни стояли жаркие, но ночью с хрустально-прозрачных небес на землю спускался настоящий холод. После заката температура начинала резко снижаться и к полуночи падала настолько, что можно было с тоской вспоминать дневную духоту.

Бэбик, оторванный от теплой материнской груди, среагировал на холодный воздух, открыл глаза, покрутил головой, вздохнул и заорал так, что над палубой суденышка задрожал воздух.

За все время их совместного путешествия поводов для того, чтобы пожаловаться на жизнь, у малыша было предостаточно, но Тим до этого момента и не подозревал, что у сына Сибиллы такой могучий голос.

Жрица оставалась спокойна. Сейчас в ней было больше от жрицы, чем от заботливой матери. Есть ритуал, его надо исполнить! Ребенку холодно? Ничего! Потерпит, не околеет! Зато Бегун мгновенно отреагировал на детский плач и рефлекторно протянул к бэбику руки. Сибилла и рта не раскрыла, только глянула в сторону вождя так, что тот, смутившись, убрал грязные ладони за спину.

– Он замерз, – робко сообщил Бегун, поглядывая на орущего малыша.

– Я знаю, – сказала жрица и сбросила одежду.

Она осталась в одних ботинках – маленькая, складная, мускулистая, не как герла, а как хантер или следопыт. Казалось, ее тело состоит не из плоти и крови, а вырезано из цельного куска ценного дерева, настолько велико было сходство со статуэткой, сделанной умелыми руками мастера.

Сибилла подняла руки, обнимая огромный шар луны, висящий в небе, и запела неожиданно низким сильным голосом.

В этой песне не было слов: всего лишь несколько мелодичных нот, следовавших друг за другом в определенном порядке, но звучали они удивительно приятно, и жрица повторяла напев, раз за разом чередуя ноты так, что они сложились в ритмичный напев.

Не переставая петь, Сибилла то поднимала, то опускала руки, и крылья, вытатуированные у нее на спине, двигались так, словно она собиралась птицей взлететь над грязным настилом. Ее голос, ее движения завораживали куда круче шаманской пляски в клубах дыма от горящего чарра. Тим никогда в жизни не слышал ничего подобного: ее пение заставляло сердце биться в определенном ритме, а голову – идти кругом.

Малыш все еще сучил крошечными ножками и орал, но его плач затихал по мере того, как голос матери становился все громче и громче.

Продолжая петь, Сибилла встала на колени перед сыном, Книжник и Бегун опустились на колени по обе стороны от нее, и жрица взяла их за руки.

Ее ладони обжигали, как огонь. Книжник почувствовал, как чужое тепло вливается в него, разгоняя кровь. Ладонь Бегуна, которую Книжник сжимал второй рукой, была все еще холодна, как лед, но внутреннего огня, переполнявшего хрупкое тело жрицы, хватало на всех. Через несколько ударов сердца бэбик оказался в кольце горячих рук, затих, перестал плакать. Глаза его распахнулись и взгляд приобрел пугающую осмысленность.

Напев Сибиллы стал еще громче, достиг самой высокой ноты и внезапно оборвался.

Тишина звенела. Тим слышал, как его сердце колотится о ребра, как пульсирует кровь в раскаленной руке жрицы, как бьется пульс в налитой жаром руке Бегуна.