Книга Мара и Морок. 500 лет назад - Лия Арден

Долгожданное согласие Валада воодушевляет каждого из нас, а наш план кажется идеальным, радужным и прозрачным, как изысканная ваза из стекла. И все мы притворяемся, что не видим на ней огромную трещину.

28

Мара

Я просыпаюсь в незнакомой кровати. Не двигаясь, продолжаю лежать на спине и, медленно моргая, глядеть в потолок. Он старый, да и пахнет здесь не так хорошо, как хотелось бы. Хотя среди пыли и слабого запаха плесени я ощущаю аромат свежеиспечённого хлеба и мясной похлёбки.

Не с первого раза, но мне удаётся принять сидячее положение. Всё тело кажется деревянным и затёкшим. Я помню произошедшее, хотя оно похоже на страшную, но очень реалистичную сказку. Меня переодели и, похоже, обтёрли влажной тряпкой, но от меня всё ещё разит кровью, золотом и подземельем.

– Как ты себя чувствуешь?

Я не замечаю присутствия Ирая в комнате, пока он не садится на край моей скрипучей койки и та не издаёт жалобный звук под его весом. Его взгляд изучает моё лицо, и я догадываюсь, что со мной что-то не так.

Хотя со мной всё не так. Я ведь помню, что умерла.

– Ты всё-таки сделал это, – мой голос хрипит, не уверена, сколько времени я провела без сознания. – Оживил меня.

– Нет, – серьёзно отвечает Ирай.

Его голова перевязана, лицо сильно осунулось, и кожа приобрела серый оттенок. Щетина почти превратилась в короткую бороду, и это вызывает у меня вялую улыбку. Он хоть и копирует её, но в светлых глазах продолжает оставаться тень.

– Все остальные ведь в порядке?! – вспоминаю я и начинаю суетиться, пытаясь откинуть покрывало и встать. – Ясна и Валад? Где они?

– Аккуратней, – останавливает меня косторез, когда я путаюсь в ткани и едва не падаю на пол. – С ними всё хорошо. Мы на постоялом дворе, и они обедают.

– Алия?

– С ними.

Я шумно выдыхаю и перестаю барахтаться, тяжкая ноша тревоги падает с моих плеч. Ирай продолжает пристально наблюдать и хмурится при виде моей более уверенной улыбки.

– Я сказал, что не оживил тебя, Вела, – чётко выговаривает он. – Просто привязал к себе, не давая тебе уйти к Моране. Не спросишь, почему?

Почему-то его серьёзность веселит меня, хотя явно не должна. Я прикасаюсь к своим распущенным волосам, замечая их странный цвет. Трогаю, с недоумением пропуская пряди через пальцы, пока не натыкаюсь на колтун.

– Потому что моё сердце не работает, – предполагаю я, вспоминая, что он рассказывал о своём даре.

Мой ответ оказывается для Морока неожиданным, и он глупо открывает и закрывает рот.

– Это да, но…

Я тихо смеюсь, намеренно перебивая его. Чувствую, что дальше он скажет что-то серьёзное, а я не хочу этого слышать. Хочу хоть пару минут насладится мыслью, что всем удалось выбраться живыми.

Или почти всем.

– Ясна запретила мне тебя оживлять.

Он всё-таки продолжает, и мой смех становится неловким и сходит на нет.

– Она сказала, что ты можешь не захотеть, – с обидой в голосе жалуется он.

Но это правда. Я не хотела, чтобы он меня возвращал.

Не хотела, чтобы он давал мне выбор, потому что теперь решение ложится на мои плечи, а я не желала его принимать.

– Она была права, – признаюсь я, не планируя лгать Ираю.

Вначале на его лице отражается возмущение, он набирает полную грудь воздуха, задерживает его на какое-то мгновение, а потом протяжно выпускает, так и не произнеся ни слова. Его плечи поникают, похоже, Ясна весьма доходчиво разъяснила ему причины.

– Останься.

Обычно наглый косторез превратился в кого-то совсем мне незнакомого. Куда-то исчезли былой сарказм и наглость, делая его больше похожим на мрачного Морока. Будто в подземелье он оставил не только меч, но и часть своей жизни.

– Мне жаль твой меч, – искренне говорю я.

– Я выкую новый. И сделаю тебе новый топор.

Моя скорбная гримаса лишь наполовину притворная: я действительно любила тот топорик. Он верно служил мне многие годы.

– Если он будет не менее красивым, то я согласна, – киваю я после короткого размышления.

– То есть ты останешься, чтобы его увидеть?

Он намеренно загоняет меня в ловушку, играя словами. Я ласково улыбаюсь в ответ.

– Я побуду такой, ты ведь всё равно не можешь ничего сделать, пока моё сердце не работает, – уклончиво парирую я.

– Поверь, ты не захочешь оставаться в связи со мной долго, – внезапно знакомая улыбка возвращается.

– Это ещё почему?

Неожиданно я поднимаю левую руку. Не знаю, зачем я это делаю. Просто поднимаю и продолжаю держать её так. Моё смятение сменяется страхом: я пытаюсь опустить руку, но не получается.

– Почему я…

– Не ты, – перебивает Ирай. – Это я.

Моя рука наконец опускается, и я тру запястье, проверяя, что вновь имею власть над собственным телом. Вскидываю взгляд с немым вопросом.

– Морок имеет власть над тем, кого привязал к себе. Пока мы связаны, я могу внушить тебе что угодно.

– Прямо что угодно? – с сомнением переспрашиваю я.

– Верно, – со сладким наслаждением тянет он, отчего руки у меня покрываются мурашками.

Я наклоняюсь вперёд и теперь поднимаю уже правую руку. Беззастенчиво касаюсь пальцами щеки Ирая, глажу его тёплую кожу, и только когда он прикрывает глаза и утыкается носом мне в ладонь, я понимаю, что он снова использует свою магию.

– Ты наглец, – ругаюсь я, но он только улыбается, оставляя поцелуй на моей ладони, и вновь приникает к ней щекой.

Он выглядит потерянным. И мне становится совестно, что я заставляю его чувствовать вину. Мне ведь просто нужно выбрать жизнь. Это естественно. Каждый бы так сделал.

Я продолжаю касаться его кожи, пальцы гладят скулу, потом бровь и лоб. В какой-то момент я оказываюсь в замешательстве и не понимаю, продолжает ли Морок меня заставлять или я уже делаю это сама, наслаждаясь ощущением его кожи. Улыбка костореза ширится, и я отдёргиваю ладонь, понимая, что уже давно действую по своей воле.

Он подзывает меня движением руки, хотя это необязательно, ведь он управляет моим телом. Я тут же наклоняюсь к нему ближе. Если бы я могла краснеть, я бы это сделала, так как в животе появляется знакомый трепет. Ирай ленивым движением отбрасывает прядь моих теперь светлых волос назад, усмехается, встречая мой недовольный взгляд, и сам гладит мою щёку, а затем целует меня в лоб.

– Я тебе не марионетка, – недовольно соплю я, хотя все его прикосновения приятны и мне бы не хотелось, чтобы косторез останавливался, но он отстраняется.