Книга Прорвать Блокаду! Адские Высоты - Алексей Ивакин

Вика медленно, переваливаясь, словно утка, неспешно перешла Невский проспект. Ровно по тем следам, невидимо впечатавшимся в Ленинград. И пусть память подводит, но следы-то остаются. Они на стенах. Они на душах. Они остаются в глазах детей и внуков. Уцелевших детей и выживших внуков.

Вот словно у тех пареньков в камуфляже и с рюкзаками за спинами. Глаза у них… Как у наших… Такие же… Отчаянно-огнедышащие.

Она слегка улыбнулась – по-девичьи небрежно, и задела одного из них плечом – по-старчески осторожно. Тот вежливо отшагнул в сторону и чуть кивнул, мимолетом глянув.

Парень, возвышаясь над веселящейся толпой на голову, смотрел… Да, Юди больным взглядом смотрел на людей, празднующих Победу. Они – имеют право. Ведь это и их Победа. Да, вот этих вот менеджеров и работяг, журналистов и кассиров, банкиров и сантехников. Это – их Победа. Ведь они – дети, внуки и правнуки пацанов, которые победили. Это наша Победа. Она всегда будет нашей. Но…

– Это не моя Победа, Андрюх, – внезапно сказал Юди. – Я свою войну еще не закончил. И моя Победа – еще впереди.

Бабушка, опершаяся было на поисковика рукой и грустно улыбнувшаяся, уже исчезла в глубине Литейного.

Еж помолчал и хрипло ответил:

– Помолчи, Жень. Пойдем. Присядем.

Парни сели на лавочке, скинув тяжеленные рюкзаки. Змей отцепил фляжку. Нагло глядя в глаза полицаям, отвинтил крышку и глотнул. Потом молча передал Юдинцеву. Тот – Буденному, потом хлебнул Дембель и протянул Ежу. Тот помолчал.

– За Победу, мужики! – крикнул кто-то из толпы, шедшей на парад.

Еж кивнул и сделал большой глоток, звякнув металлической пробкой.

За Победу. И за Белоснежку. Конечно. А как же? Пора. На вокзал, на поезд. И они пошли навстречу толпе, радостно шагающей с георгиевскими ленточками на штанах и шариками в руках на Дворцовую.

Хватит думать. Не надо больше думать. Надо быть в одиночестве. Челюсти сжимаются так, что зубам больно. Идут, расталкивая плечами толпу. Господи, как же нам повезло, что у нас такие деды! Как же нам повезло, что мы живы! Какие же радостные у нас лица сегодня! И какие мелочные проблемы нас ждут завтра. Как же нас еще много! И все благодаря тому подполковнику, которого я задел рюкзаком на эскалаторе «Ладожской» станции. Эх, знать бы… Как он воевал тогда? Где он воевал? А ведь он воевал. Одни нашивки за ранения чего стоят. Вот и площадь Восстания. Вот и Московский вокзал. Пора домой. Пора домой…

Нет, еще надо посидеть. Посидеть, покурить, посмотреть на людей – всем Ленинградом идущих на главную площадь. Праздновать. Да. Праздновать. И правильно.

Парни сели на корточки, закуривая по предпоследней сигарете. Крайняя – будет на перроне. Когда Степка, Васька, Сашка, Захар, Юрка, Уксус и дядьВова привезут «груз двести».

А рядом стоят три старика и обнимаются. Да какие они старики? Мужики! Просто немножко постарели. Вот этот, например, подполковник, который…

О! Так это ж… Еж бросил взгляд на часы. Еще есть время, и он встал, подойдя ближе, чтобы услышать. Рев толпы и грохот музыки перебивают ветеранов, но он попытался слышать, и хоть что-то услышал:

– Серега! А помнишь!

Подполковник, гремя медалями, хлопает по плечам капитана:

– Так точно, товарищ политрук! А ты, Павлов, как?

А потом они стоят, обнявшись втроем, и говорят, говорят о своем, поправляя друг друга:

– Да миной тогда тебя накрыло!

– Снайпер это был, только косой, товарищ политрук, после мины я бы…

– А твой осколок как, лейтенант?

– Да так и похоронят с ним, товарищ политрук…

– Кондрашова жалко…

– Так кабы не лейтенант Кондрашов, мы бы с Павловым…

И вздох тонет в реве толпы:

– Волховскому фронту – ура?

– УРАААААА!!!!

И пусть они кричат, то ли наобум, то ли наугад – совершенно не зная, кто командовал этим самым Волховским фронтом, и где этот фронт был и что он делал – это сегодня не главное. Сегодня главное – УРА. «Имеем полное право», – думал про себя Андрюха Ежов.

Ведь мы – дети и внуки тех, кто победил. И не надо тут вздохов, что не заслужили. Мы многое что не заслужили. Но Победу надо помнить. Чтобы помнить – необязательно служить.

Там, где не помнят Победу, – начинается смерть. Ведь это нас с вами убивали. Шесть миллионов восемьсот восемьдесят пять тысяч сто раз убивали нас на полях боев от Москвы до Берлина. Мы умирали в медсанбатах, сгорали в танках, падали с небес. А еще три миллиона триста девяносто шесть тысяч четыреста раз нас травили собаками и морили газами в Треблинках, Освенцимах, Бухенвальдах и прочих безымянных шталагах. И…

И – тринадцать миллионов шестьсот восемьдесят четыре тысячи шестьсот девяносто два раза нас сжигали в Хатыни, расстреливали в Бабьем Яру, вешали в Смоленске…

Но мы – живы. Ведь русский народ это – мы. Русский народ – это ты.

Я – русский народ. Это меня убивали, морили, сжигали, вешали. Но я – жив. И я помню.

Война приходит туда, где ее забывают. Но я ее помню.

Иначе эта кровавая сука вернется.

И мы закончим эту войну.

А кто, кроме нас?