Книга Дорогой надежды [= Дорога надежды ] - Анн Голон

В самый разгар зимы Роджер Вильямс, основатель штата Род-Айленд, вынужден был бежать в леса, потому что угроза нависла над самой его жизнью. А ведь он был одним из самых ревностных пасторов Салема, его проповеди собирали толпы людей. Но когда он стал требовать большей свободы для совести и менее суровых религиозных законов, призвал вспомнить о христианском милосердии и о бедствиях народа, на его голову обрушились угрозы. Скажите, разве я ошибаюсь? Неужели я не правильно сужу о состоянии умов в Новой Англии, особенно о состоянии умов в Бостоне или Салеме? Но ведь известно, что Джон Винтроп порвал с Салемом и основал Бостон, чтобы установить там законы еще более жестокие и нетерпимые. Так скажите же мне: разве я не права? — Обе квакерши отрицательно закачали головами.

— Поверьте, в городе всегда найдется тот, кто боится небрежного исполнения указов, кто уверен, что послабление и снисходительность лишь вводят в грех слабодушных. Этот человек внезапно может решить, что власти ведут себя слишком терпимо, разъярится и вспомнит, что для истинного служения Господу надо быть всегда начеку. Несчастья же, что обрушиваются на праведников, как-то: войны с индейцами и убийства невинных поселенцев в пограничных районах, происходят из-за преступного небрежения и забвения твердых правил.

Чтобы успокоить гнев Всевышнего, нужно поразить тех, из-за которых происходит смута, принести достойную жертву и вынесением многочисленных приговоров доказать, что преступное бездействие прекратилось. Следом найдется тот, кто потребует больше своего предшественника, и так до тех пор, пока всех не охватит безумие, ибо любой правитель, стремясь упрочить свое положение, тут же ищет своего козла отпущения. И рука не устает карать, а судьи — приговаривать. О! Я хорошо их знаю! Их голоса еще звучат у меня в ушах! Согласна, многие из них действительно умны, храбры и являются искренними ревнителями веры, мне иногда удавалось усыплять их бдительность, хотя я и женщина. Но проходило время, они просыпались, и гнев их становился еще ужасней. Поэтому умоляю вас, не уезжайте!

Она остановилась, почувствовав, что выдохлась, ибо подобная речь, произнесенная на одном дыхании, давалась ей с трудом, хотя английские пуритане и прочие протестанты с легкостью, без запинки произносили свои длинные проповеди.

Рут и Номи молча слушали ее, словно верующие священника, и все в доме, включая девочку в колыбели, внимали ее звучному голосу, взволнованному и убедительному. Но на губах ее собеседниц блуждала отстраненная улыбка, было заметно, что они разочарованы ее словами и не собираются следовать голосу разума. Их сопротивление побудило Анжелику с еще большим пылом продолжить уговоры, еще раз допытаться спасти жизнь и свободу этим упрямым мученицам.

— Умоляю вас, не уезжайте! Я боюсь за вас. Останьтесь здесь, в Голдсборо, маленькая Агарь будет здесь в большей безопасности, чем в любом, даже самом глухом уголке Новой Англии. Вы же сами прекрасно это понимаете. Люди самых различных национальностей и верований собрались здесь, чтобы в добром согласии начать новую жизнь. Конечно, здесь есть свои недостатки, но под управлением господина Патюреля каждый житель поселка может рассчитывать на защиту властей. Здесь вам не грозит ни плохое обращение, ни арест, ни тем более смертный приговор. Только люди недостойные, сеющие раздор, воры, распутники, любители помахать кулаками или пустить в ход нож, находятся на подозрении у властей, и те считают своим долгом примерно наказывать их или даже изгонять из колонии. Но приговор всегда выносится на основании справедливого решения суда, с тем чтобы сохранить спокойствие и защитить мирных граждан поселка. Здесь есть ваши соотечественники и единоверцы, большинство из них такие же изгнанники, бежавшие от воинственных индейцев и не сумевшие пробиться в свои поселения. Они обосновались в тихом месте, именуемом лагерем Шамплена. Там есть школа, молитвенный дом. Там вы найдете себе жилище, если хотите, вам построят новый дом, вы будете заботиться об Агари, оградите ее от опасностей, которым она подвергается вместе с вами.

Анжелика говорила, не теряя надежды, но по-прежнему видела лишь терпеливые улыбки на губах и понимала, что они отказываются.

Рут ласково смотрела на нее.

— Мы благодарим тебя, сестра моя. Ведь если бы не ты, не твое беспредельное великодушие, мы не смогли бы безмятежно прожить эти недели, забыв о нашем проклятии, поверив, что мы тоже можем быть свободны, счастливы и любимы в обществе людей, наших братьев, сотворенных Господом по Его образу и подобию… Но как бы великодушно ни было твое сердце, как бы могущественно и грозно ни было оружие твоего супруга, как бы ни велика была твоя власть над людьми и делами их, как бы долго ни могла ты удерживать в узде судей, смиряющихся при одном твоем появлении, одном твоем взгляде, как бы ты ни умела гасить воинствующие настроения, мстительные чувства или сектантские безумия, ты сама произнесла: однажды они проснутся, и ты не сможешь защитить нас, ни здесь… ни в ином месте, — сказала она, видя, что Анжелика готова воскликнуть: «Тогда едемте с нами в Вапассу!» — Нет, это ничего не изменит, и ты это знаешь. — Помолчав, она добавила:

— Ты необыкновенная женщина… и в этом твоя слабость. Ибо еще не пришло время, чтобы женщины, как ты, появились на земле. Ты единственная. Словно звезда.

И поэтому все смотрят на тебя. Но это не значит, что звезды всегда указывают нам безопасный путь. Но тебя защитит любовь…

Ты просишь нас остаться здесь, в этом поселке, который ты строила вместе с ним, не так ли? Значит, нам придется примкнуть к одной из общин, которые пока мирно уживаются между собой, но не станем ли мы виновниками новых смут? За Агарь я спокойна, она не станет причиной раздора. Господин Патюрель наверняка смог бы поместить ее в хорошие руки. Не сомневаюсь, что в Голдсборо найдется семья или человек с отзывчивым сердцем, христианин, готовые принять к себе Агарь, хотя она всего-навсего бедная цыганка, но не нас.

Значит, они все-таки почувствовали вокруг себя нарастание враждебности.

— По крайней мере, Рут, воспользуйтесь случаем и отправляйтесь морем в другие поселения, просите убежища у более либеральных правителей. Вернуться в Салем, такая возможность вам вряд ли представится еще раз. В одиночку же вы не сможете пробраться через леса до Род-Айленда или Нью-Хейвена в Коннектикуте, штате, созданном в противовес суровому Массачусетсу…

— Какой губернатор примет нас без твоего чудодейственного покровительства?

— заметила Рут Саммер с легкой иронией — Рут и Номи, выслушайте меня, возможно, еще не все потеряно, нужно лишь немного потерпеть. Во время нашего путешествия в Провиденсе или же в Нью-Йорке, я уже стала об этом забывать, мы встретили молодого квакера, принадлежащего к одному из знатнейших семейств, сына адмирала Пенна.

Похоже, что для адмирала, добывшего английской короне Ямайку, и личного друга короля, безумный поступок сына, сделавшегося квакером, воистину стал несчастьем всей жизни. Но молодому человеку нельзя отказать в мужестве; он решил основать колонию, которая стала бы убежищем для его единоверцев. Отцу ничего не оставалось, как поддержать этот проект, и король, памятуя о его заслугах, вручил сыну, Вильяму Пенну, документ, согласно которому ему выделялась специальная территория, где любой квакер мог селиться по своему усмотрению, не спрашивая разрешения властей, и вообще чувствовать себя как дома. Вильям Пени уже приступил к осуществлению своих замыслов. Попробуйте примкнуть к этим людям.