Книга Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Во-первых (благодаря наличию старых запасов, общинной солидарности, консервативности демографического поведения русской деревни, помощи от государства и волонтеров), тогдашние трехлетние неурожаи демографически отразились только в одном 1891 г. (напомним, данные представлены на 1 января каждого года). Во-вторых, провал проявился лишь в двукратном снижении коэффициента прироста: рост продолжался, просто вдвое медленней; через год он вернется к статистической норме тех лет, через два ее превысит. В-третьих, средняя годовая прибавка за пятилетие в итоге составила более 1,5 млн человек. У Сталина же после 1928 г. средний прирост сполз заведомо ниже 1,2 млн в год и застрял на этом уровне на две пятилетки! При значительно большей расчетной базе и двух годах благополучной нэповской инерции, включенных в интервал.

Если округленно взять 150,5 млн населения на начало первой пятилетки (данные на январь 1928 г.) и 162 млн на конец второй, то процентный коэффициент прироста (в понимании Волкова) за это великое десятилетие оказывается около 0,75. Хуже, чем в одном-единственном самом тяжелом году дореволюционного голода. Можно проявить сострадание к ЦУНХУ и поверить в вымученную им оценку населения на 1937 г. в 164 млн. Тогда среднегодовой коэффициент составит 0,9 — все равно вдвое хуже эпохи Николая II.

Наконец, надо все-таки учитывать, что между 1891 и 1937 гг. прошло без малого полвека, и за это время человечество худо-бедно продвинулось в смысле медицины, родовспоможения и борьбы с инфекциями. Именно инфекции были основной причиной сверхсмертности в 1891 г. В 1929–1934 гг. эпидемий, слава Богу, не было. Зато была коллективизация.

Здесь не обойтись без неиссякаемого сосуда джугафилической мысли в лице А.П. Паршева. По-ленински стращая граждан ужасами конкурентной экономики, он как нечто самоочевидное сообщает, что в случае открытия экономических границ «деревня будущего сможет прокормить населения не более, чем в 1914 г. — до 90 млн человек, из них всего 15 млн горожан. Напомню, что тогда ежегодная смертность от голода и болезней, связанных с недоеданием, исчислялась десятками и сотнями тысяч»[118].

Простите, но в 1914 г. в Российской империи проживало почти вдвое больше! Минимум 165,7 млн человек без учета Финляндии[119]. Или, как мы между делом проверили с помощью антиалкогольного задачника, около 167 млн. При этом в городах 26,8 млн[120]. И всех тогдашняя деревня с грехом пополам кормила. Уж получше, чем при большевиках. Еще и на экспорт оставалось.

Чисто по-человечески хотелось бы понять — откуда он взял свои 90 млн для 1914 г.? Это уровень до 1890 г., на одно поколение раньше, в середине царствования Александра III. Да и то не для всей Российской империи, а лишь для территории, условно обрезанной под контур довоенного СССР. Господи, что же советская власть сделала с отечественными мозгами… Отсюда же, как у П. Краснова, и байка про ежегодную смертность от голода в сотни тысяч.

На самом деле такого элементарно не было. Систематическое недоедание и бедность — да. Эпидемии — да. Смертность (особенно детская) и вправду была очень высока, а во время эпидемий подскакивала до уровня катастрофы. Но не ежегодно, а в одном исключительно несчастном 1891 г. В котором тем не менее общий прирост населения все равно продолжался, а не обращался в ноль или в минус, как у Сталина в 1931–1934 гг. В целом пореформенная капиталистическая Россия по ключевым демографическим показателям держалась в рамке европейских трендов, а по натуральному приросту их уверенно опережала. Но после 1917 г. страна пережила три немыслимых провала — один ленинский и два сталинских. О которых советский человек не знает и знать не хочет.

Именно в этом неизбывная сила СССР. Ежели, как считает Паршев, дореволюционная точка отсчета и вправду равна 90 млн, то ко Второй мировой войне население, понятно, удвоилось. Вот вам «с цифрами и фактами» результат отеческой заботы вождя о народе!! Все советские школьники знают, что при царях крестьяне мерли как мухи. А про то, что в годы первой пятилетки они делали это вдвое интенсивнее, чем в самом злополучном 1891 г., и что тянулся этот морок в несколько раз дольше, никому неизвестно.

Видимо, в 1929 г. климат резко поменялся? Так с мозгами, промытыми свинцом, и живем.

В общем, у Краваля получился не доклад, а явка с повинной. Наивная попытка оправдать провал в Черноземной зоне «относительно большим, по сравнению с другими областями, процентом выселенных за пределы областей кулацких элементов» главного читателя, скорее всего, только сильней разъярила.

За цифрами из объяснительной записки просвечивает локальная трагедия (на грани геноцида) немцев Поволжья. Обычно о них говорят применительно к осени 1941 г., когда под Воркуту, в Казахстан и Сибирь из Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья (АССР НП) было выслано 365,8 тыс. человек, идентифицированных чекистами как немцы. Плюс еще 46,7 тыс. из Саратовской и 26,2 тыс. из Сталинградской областей[121]. Теперь выясняется, что и в начале 30-х годов относительные потери населения оказались самыми большими именно в немецкой автономии (-14,4 %) и в Саратовской области (-23 %). По крайней мере, для территории РСФСР.

До 1936 г. АССР НП входила в состав так называемого Саратовского края, который прекратил административное существование с принятием сталинской Конституции 1936 г. Когда писалась покаянная бумага Краваля, в образованной на месте Саратовского края Саратовской области еще оставалось значительное число немцев. Даже по фальсифицированной переписи 1939 г. (по немцам Поволжья информация в ней дается заметно скупее переписи 1926 г.) видно, что количество немецкого населения начало физически сокращаться еще до Большой войны. В 1926 г. перепись фиксирует в республике 379 тыс. немцев, а в 1939 г. (с неизвестным количеством приписок) — лишь около 366 тыс. Итого падение на 13 с лишним тысяч человек вместо ожидаемого прироста в 70–80 тыс., если исходить из ожидания скромных 1,5 % естественного прироста за год.

Часть сокращения может быть теоретически объяснена сменой записи в графе «национальность» — ради самосохранения. Но органы ЗАГС не зря были переданы под контроль НКВД! За национальностью следили строго — тов. Сталин видел замаскировавшихся врагов советской власти везде, а среди этнических меньшинств в особенности. Заделаться из немца русским или украинцем было очень-очень нелегко. Так что возможный вклад анкетных игр выглядит пренебрежимо малым на фоне державного переселения народов.