Книга Фабрика мертвецов - Кирилл Кащеев

В бревенчатые стены комнаты, строго друг напротив друга, были вделаны ручные кандалы. Осторожно ступая, будто боясь, что его услышат или заметят, Митя двинулся к сползающим на пол, точно стальные змеи, цепям.

- Затейники… - повторил он – теперь не только по спине бежали струйки ледяного пота, но и волосы его шевелились, будто их ворошил невидимый ветер. Потому что одна пара кандалов была на коротких цепях, зато вторая на длинных, настолько длинных, что второй узник мог бы дотянуться до своего соседа… почти дотянуться, если конечно лечь на пол… и вытянуть руку… и вот там, где эта вытянутая, чуть не выдернутая из сустава рука почти дотягивалась до пяток вжавшегося в стенку пленника… Там пол был изодран. Изодран, искромсан, исцарапан глубокими бороздами когтей.

- Вот же… стервь! – потому что такие когти бывают только у стерви.

А еще… длинная цепь была оборвана. Выдрана из стены, так что место, куда был вбит удерживающий кандалы стальной штырь, теперь лохматилось торчащей во все стороны острой щепой.

Медленно-медленно, точно преодолевая сопротивление, Митя двинулся ко вторым, коротким кандалам… и присел рядом на корточки. Большое темное пятно вокруг них отдаленно напоминало очертания человеческой фигуры, а на браслетах… на браслетах кандалов налипли ссохшиеся ошметки кожи. Митя с силой потянул носом: пахло мертвячиной и старой, давней кровью.

Митя зажал себе нос и шумно задышал ртом.

- Мне это не интересно… Мне все равно, кто это был… Все равно, что с ним сталось… У меня свои беды… только свои… Я все равно не могу ему помочь… Что за глупости, и не собирался помогать…

Теперь понятно, как Бабайко и Лаппо-Данилевский так легко решились на убийство – путеец с сыном не первые. И не последние. К трупам отца и Свенельда вовсе не трудно будет подложить еще тела Ингвара и его… Мити. Тоже обглоданные мертвяками! А он еще сам сюда залез – осталось только мертвяка запустить!

Узкое, как все здесь, окно, было под самым потолком, но вогнанный в стену железный штырь окровавленных кандалов давал неплохую опору. Митя мгновение поколебался, потом решительно стиснул зубы и бестрепетно (очень хотелось, чтоб бестрепетно!) оперся ногой об штырь. Толчок, со всей силы, вверх… Не грянулся он оземь только чудом, успел приземлится на ноги… и кинулся на стену уже с разбега… Прыжок, оттолкнуться от штыря, и Митя повис, вцепившись в решетку на окне. Напряг мышцы, подтягивая себя в хоть и узкий, но глубокий оконный проем, оперся коленом… и чуть не обдирая щеки об прутья оконной решетки, прижался к ней лицом. Раз уж через дом пройти нельзя, то надо найти путь, которым можно!

Извернувшись даже не ужом, а штопором, Мите удалось рассмотреть двор Бабайковой усадьбы – почему-то с мечущимися туда-сюда людьми. Сейчас дом еще больше напоминал крепость, только крепость, что вот-вот подвергнется нападению, и местные жители спешат загнать внутрь коз и овец… ну или вот паро-телеги… и закрыть ворота. Последняя из отправившихся на разгрузку четырёх паро-телег, вся окутанная клубами пара, влетела во двор – в ее кузове подпрыгивали и грохотали невыгруженные кирпичи. Спрыгнувший с облучка возница ринулся к воротам… Створки и впрямь начали закрываться… сперва неторопливо… а потом все быстрее и быстрее.

- Швидче, бовдуры ленивые, а то вас перших им виддам! – пронзительно заорал откуда-то снизу Бабайка.

- Да что там такое? – Митя подтянулся к самому верху окна и вдавился лицом в решетку.

И увидел! По похожей на развернутый рулон домотканого полотна деревенской улочке катился клуб пыли… и пара. Внутри него блестел металл… и то мелькала громадная железная ручища, то яростно сверкал на солнце стальной нагрудник. Вспарывая облако, точно кинжал – подушку, из пыльной завесы вырвался паро-конь… и на всех парах понесся к закрывающимся воротам. И… бух-бух-бух! Обгоняя даже шлейф пыли, два паро-бота бежали следом, гулко бухая стальными ножищами. А за ними, то появляясь из пыльных клубов, то исчезая в них, скакали всадники.

- Удивительно… Кажется, отец мне все-таки поверил… - пробормотал Митя.

Глава 40. Полиция идет на помощь

Аркадий Валерьянович Меркулов, начальник первого губернского департамента полиции, коллегии советник и множества орденов кавалер, продрал еще слипающиеся после недолгого и тревожного сна глаза… и моментально захотел уснуть обратно. Сонные тревоги ничто перед тревогами бодрствующими, что словно кредиторы – неисправного должника, караулили его у самой кровати. Следует признать, что назначение в Екатеринославскую губернию не задалось с самого начала. Хотел ли он этого назначения? И да, и нет. Новая должность могла послужить как головокружительному взлету… так и провалу, не менее головокружительному, от которого уже не поднимешься. Будут желающие и поглубже столкнуть, и камешек потяжелее на голову кинуть – он и до последнего дела многим ноги-то пооттоптал, а уж с последним… Иногда и сам себе не верил: он, младший сын провинциального городового, изобличает в краже кузена императора… да полноте, господа, возможно ли это? И ведь почти уверен был, что не помилуют. Или расстреляют за оскорбление величия, или по-тихому законопатят в крепости дальней, без суда и следствия, чтоб и имя его забылось. За Митьку не боялся, Белозерские пропасть не дадут, за себя… за себя боялся… да только то ли сыскной азарт оказался сильнее осторожности, то ли еще что… довел до конца, хоть и понимал уже, к кому все ниточки тянутся.

И… не расстреляли, даже не сослали. Это уж потом женин братец-князь объяснил, какая выгода государю-императору от сыщицких разоблачений выходила, а тогда… ничего, кроме изумления не чувствовал. Будто с того света вернулся да в какой-то мир иной, где сразу и имение, и должность, и губерния из непростых. Твори, что хочешь, хозяин-барин. Все, что в Петербурге не удавалось, в дело пустить можно, проверить, опробовать, одобрить или забраковать – лучшего шанса в твоей жизни не будет, не упусти! Он и не упустил – сына в охапку, да на поезд.

Чтоб сходу столкнуться с навьями на станции, убитыми попутчиками, и усадьбой, даже не разоренной, а скорее разобранной по кирпичику.

И все не беда: что он – навий, либо убиенных не видал? Да и поместье можно восстановить… а с сыном что делать?

Отношения не складывались, и Аркадий Валерьянович не исключал, что и по его вине тоже. И когда он Митьку упустил? Когда жена умерла, и он в растерянности не знал, что делать с малышом? Или… и вовсе в самом начале, когда женился на кровной княжне?

Аркадий Валерьянович не пытался обманывать ни себя, ни других – женился он по расчету. Знания и умения по наследству только у Кровных передаются, даже у простых дворян такого не бывает, но когда Великие Предки ведают, сколько поколений Меркуловых в сыске служило, а вместо сказки на ночь тебе про скокарей да формазонщиков отец рассказывает, удивительно ли, что ты умеешь непростые дела раскрывать. Да так лихо, что и дворянство выслужить довелось без помощи и протекции.

Не будь того дворянства, княжна Рогнеда Белозерская за него б не пошла. И хотя пообтершись среди Кровных, Аркадий Валерьянович понял, что те и старое дворянство не многим выше крестьян ставят, но нет, не пошла бы. И с дворянством не пошла б, не будь покойная Митькина мать, скажем так… изрядно некрасива и болезненна. В Петербурге, рядом с завораживающими Лельевнами, темпераментными Огневнами, грациозными, как текучая вода, Дановнами, и пышущими здоровьем внучками Живы. Приданное тоже не такое, чтоб ту некрасивость покрыть, да еще и страшненькое ее Кровное Родство, от которого и у крепких мужчин мороз по коже случался. Да только ему ли того Родства бояться – уж с кем, с кем, а рядом с Древней Бабушкой рода Белозерских он по службе, считай, каждый день ходил. Привык.