Книга Мой домовой — сводник - Ольга Горышина

В мешке оставалось ровно две печенюшки. Я чуть подогрела молоко в микроволновке и протянула ребенку стакан. Виктор оставался в дверях. Молча стоял и смотрел на нас, словно боялся спугнуть какое-то видение одним душераздирающим вздохом облегчения.

— А теперь марш зубы чистить! — скомандовал он наконец.

И Глеб, выпятив губу, поплелся с отцом в ванную. Я ждала их в коридоре, вооружившись феном, но сушиться мы решили все же на диване. И не зря… Я еще не досушила рыжий затылок, как обнаружила, что Глеб сидит с закрытыми глазами. И не просто сидит, а спит. Горячий воздух освободил папу от роли чтеца и вогнал меня в роль — слушательницы? Или мечтать не вредно?

— Спасибо, — руки Виктора обвились вокруг моих плеч, лоб вжался в мой так, что я почувствовала носом очки. — Один бы я с ним точно не справился. Последний раз купал его года три назад…

Один бы не справился? Будто он вообще что-то делал, кроме застилания постели…

— Мамы же как-то справляются одни, — решила я все же не пристыжать его в открытую.

— На то они и мамы…

Он коснулся моих губ, но я успела вскинуть голову, чтобы прервать поцелуй. Надо поставить точки… Надо всем.

— Но я не мама, я тетя…

Наверное, это прозвучало грубо. Виктор взял и отставил меня в сторону, а сам направился на кухню, бросив, не оборачиваясь, предложение выпить чаю. Я пошла следом, не чувствуя особого раскаяния. Чувствовала я только мокрые пятна на кофте, но переодеваться не стала. Ребенок только заснул, надо быстрее закрыть дверь и уйти.

Виктор стоял у чайника, ко мне спиной. К чаю был только его итальянский шоколад. Я достала коробочку и открытой поставила на стол. Веселкин проследил за мной взглядом.

— Не понравился? Это лучшее, что я пробовал в Италии. Специально для тебя выбирал…

Он поймал мою руку, а я — его взгляд.

— Ну зачем ты врешь? Я ведь знаю про второй билет…

— Конечно, знаешь, ведьма, я и не сомневался, что сестра донесла… И мне даже льстит, что ты мной интересовалась. Только какое это имеет отношение к шоколаду? Я выбирал его для тебя за домовенка Германа. Так ты не ответила на вопрос: шоколад тебе не понравился?

— Я не люблю шоколад… — Виктор согнул руку в локте, и я оказалась прижатой к его груди. — С наполнителем, — с трудом закончила я фразу.

В стороне шумел закипающий чайник, но кровь в моих ушах шумела куда сильнее.

— Я люблю темный шоколад, — продолжала я говорить, безуспешно ловя взгляд на стеклами очков, но его полностью скрыли густые темные ресницы: Виктор смотрел на мои губы и больше никуда. Да-да, совсем так же, как недавно глядел на темные торфяные воды реки с висячего мостика: безнадежно и потерянно.

— Странно… — его голос гремел точно из громкоговорителя. — Отчего же тогда на твоих губах столько сахара?

Он не поцеловал, как обычно — безжалостно-жадно. Он осторожно коснулся нижней губы горячим языком, очертил ее дугу и замер. Ждет ответного шага? Я сделаю его, только дотронусь до верхней губы, а потом… А потом мне нечем стало обводить контур его рта, теперь его губы оставляли на языке кровавые борозды, заставляя тонкую струйку бежать между стянутых, как у балерины, лопаток. Он будто почувствовал ее и решил поймать обжигающую каплю в ладонь, а поймав, — вытереть ладонь о ткань.

— Не надо, — взмолилась я, когда кофта скомканной оказалась под моим подбородком. — Здесь же ребенок!

— Здесь их даже два, — Виктор снова вжался в мой лоб. — Посмотри в сторону.

Я скосила глаза: Чихуня сидел на пороге, но не подглядывал, а смотрел мимо нас, делая вид, что не при делах.

— Когда они так смотрят, — Губы Виктора были рядом, но все же не на моих губах,

— говорят, они видят домового. Уверен, тот сидит сейчас на столе и нагло в одно рыло пожирает итальянский шоколад, купленный специально для маленькой бабы Яги.

Я резко обернулась, и меня удержала на ногах только удавка из скрученной кофты. На столе действительно сидел взъерошенный мальчик из моего сна. Он улыбнулся и растворился в воздухе. Вместе с конфетой. Хорошо, что меня только что нагло соблазняли, иначе пришлось бы искать хоть какое-то правдоподобное объяснение тому, что я еле дышу, не признаваясь в шизофрении. От испуга за свой рассудок я совершенно спокойно рассталась с кофтой.

— Ну как, все съел или нам оставил по одной к чаю?

Я ошалело обернулась к Веселкину и так же ошалело уставилась в стекла очков — что это было, что?

— А ты сам не видел разве? — можно проклясть себя за такой вопрос, но что поделать? Это всяко лучше признания в галлюцинациях.

— А как я мог его увидеть? Домовые показываются только котам и хозяйкам. А я кто? Гость…

— Так ты веришь в домовых? — спросила я тихо, приходя наконец в себя, уверовав за секунду в реальность самовнушения.

— Раз я связался с бабой Ягой, то просто обязан в них верить… Ведьма, знаешь, я что-то не хочу чаю…

— Прекрати! — Я уперлась ему в грудь, когда он вздумал спуститься губами к моей рвущейся из чашечек груди. — Верни мне кофту!

— Мокрую?

Выдал он со смешком и поднялся губами к подбородку, но я сумела ухватиться руками за его шею и отстранить.

— Всего лишь влажную, — сумела выдохнуть я до поцелуя в губы. — Хватит! — Я с трудом разорвала поцелуй. С трудом и щелчком… Чайника. — Мы не можем здесь…

— Я знаю… И терплю, как школьник… Который не успел еще ширинку расстегнуть, а в дверь уже позвонили вернувшиеся родители…

— Отдай кофту…

Но он взял и швырнул ее в коридор. Метил или нет, но угодил прямо в кота.

— Она мокрая, сколько раз повторять… Еще и чаем обольешься… Или измажешь шоколадом, ты же маленькая…

Я зашипела, как кошка, когда его пальцы подцепили застежку лифчика.

— Я сейчас врежу тебе между ног, понял?

Виктор театрально скривился.

— Мне сейчас без разницы. Мне уже там больно…

Но руки с моей спины убрал и спрятал за свою, уперев в столешницу.

— А что, я ничего… Я просто тренировался… На кошках!

Жалко, что он выкинул кофту. Сейчас бы я вырвала ее из его рук и отхлестала по довольной кошачьей физиономии! Но, увы, пришлось просто отступить к столу. Кота в коридоре уже не было, но кофта не ушла с ним, а так и валялась, напоминая теперь забытую половую тряпку.

— Она мокрая, — не унимался Виктор, а я, не дожидаясь, пока тот выйдет из кухни, юркнула в ванную и схватила с крючка пижамную футболку.

Но лифчик снимать не стала, хотя и понимала, что из-за отсутствия поролоновых прокладок все останется на виду. Да плевать… Пусть смотрит. Что уже скрывать…

К моему возвращению Виктор поставил на стол две чашки и положил рядом со своей очки.