Книга Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - Дэвид Арнольд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стук в дверь.
– Ной! – Отец не ждет, когда я отвечу, и пытается войти. – Ной, открой дверь.
– Все в порядке, папа. Мне нужно поспать.
– Ной, впусти меня сейчас же.
Он редко злится, и когда такое все же случается, мне делается не по себе. Я открываю дверь, и по его лицу я сразу же вижу: это что угодно, только не злость.
– Где ты был? – спрашивает он.
– Прости, вечеринка затянулась, и я переночевал у Алана и Вэл. Знаю, нужно было сообщить, но…
У отца совершенно нечитаемое выражение лица, и в доме почему-то стоит странная тишина.
– Папа?
Он сглатывает, глаза у него делаются пустыми, и по ходу его рассказа мое безымянное чувство начинает обретать форму: «Вчера у Лонгмайров Алан ударился головой в бассейне»; начинает превращаться во что-то узнаваемое: «Он некоторое время не получал кислорода»; начинает фокусироваться: «Сейчас он в больнице Чикаго-Грейс».
– Что с ним? – спрашиваю я чужим голосом.
– Он в реанимации. Состояние стабильное, но пока ничего не известно. Мама сейчас там.
– Мне надо идти. Надо туда.
Отец кивает:
– Ты готов?
По дороге в больницу папа рассказывает, как около часа ночи позвонила Вэл, пытаясь меня найти, а когда она объяснила, что случилось, родители оставили Пенни у соседей, чтобы папа мог поискать меня, а мама поехала с Роса-Хаасами в больницу.
– Она провела там всю ночь. – Секундная тишина, потом папа говорит: – Я заезжал к Лонгмайрам. В смысле, за тобой. Но тебя там не было, поэтому я кружил по улицам, надеясь тебя найти. Все время звонил тебе и уже собирался обращаться в полицию.
Я смутно понимаю его слова и невысказанный папин вопрос, где же я был.
Я смутно понимаю, что нахожусь в машине.
«Надо было остаться у Лонгмайров».
Я достаю телефон, чтобы позвонить Вэл, и мне делается худо: пять голосовых сообщений, дюжина пропущенных звонков, череда эсэмэсок от мамы и папы, серия сообщений от Вэл, первое из которых состоит из одного слова и отправлено в 1:01:
Вэл: Ной
Вэл: Где ты??
Вэл: Алан ударился головой
Следующее сообщение пришло только в 3:22:
Вэл: Мы в Чикаго-Грейс. Он не приходит в сознание
Вэл: Где ты
«Надо было остаться, надо было остаться, надо было остаться», остаться рядом с бассейном, чтобы прыгнуть в воду и вытащить его, остаться в доме, чтобы вообще не позволить ему спьяну нырять, и надо было сидеть в госпитале прямо сейчас.
– Все наладится, – говорит папа, но мы оба знаем, что это пустые слова.
Оцепенение: вот самое точное слово.
Впервые я попал на стадион «Ригли-Филд» в двенадцать лет. После сотен игр, виденных по телевизору, я изнывал в предвкушении: скоро я окажусь там собственной персоной и увижу гигантские рекламные щиты, кирпичные стены, увитые плющом, и победную игру «Кабс» на поле, залитом солнцем. Но когда мы прибыли, было пасмурно, рекламные плакаты средненьких размеров чаще прославляли «Будвайзер», чем «Кабс», плющ рос только снаружи, да и видел я поле всего минут двадцать, пока не полил дождь.
Не такой «Ригли-Филд» я знал.
Алан лежит на больничной кровати на спине, но не плашмя, а чуть под углом. Глаза закрыты, во рту и в носу трубки, на шее шина, в вену воткнута капельница, и когда я только вошел, то первым делом подумал: «Ошибся палатой».
Не такого Алана я знаю.
Я обнимаю маму, мистера и миссис Роса-Хаас, потом Вэл, ее – чуть подольше.
– Прости, Вэл. Надо было остаться. Мне ужасно жаль, что так вышло.
Она трясет головой у меня на плече, и я чувствую ее горячие слезы и мокрый нос, вижу с другого ракурса Алана с шиной на шее, утыканного трубками, и снова не верю своим глазам. Мистер Роса-Хаас предлагает выпить кофе, взрослые уходят, и мы остаемся втроем.
– Я говорила ему, что не надо, – рассказывает Вэл, – говорила, что это идиотизм, что Джейка надо просто игнорировать.
Дальше она объясняет: сперва никто ничего не заметил, а когда увидели Алана под водой, его не сразу удалось вытащить, и тогда он был уже без сознания.
– Мы отнесли его ко мне в машину, и я привезла его сюда. Гнала, наверное, сто миль в час всю дорогу.
– А сейчас ясно, что случилось?
Вэл качает головой:
– Ему сделали сканирование. Или МРТ. Говорят, определенно стукнулся головой.
Я буквально вижу своими глазами, как Алан прыгает в воду, желая поставить Джейка на место, и плывет прямо в стену, перепутав направление…
Вэл начинает плакать:
– Я слышала, как они говорили родителям, что не будут пытаться привести его в сознание, пока он не сможет дышать самостоятельно. А до тех пор, – она показывает на один из приборов рядом с кроватью, – за него дышит вот эта штука.
В тишине мы стоим плечом к плечу над Аланом, и я не в силах прекратить прокручивать в голове последовательность событий и их возможное развитие, окажись я рядом. Но я не оказался, и теперь Алан лежит здесь, опутанный трубками, и кто знает, очнется ли он вообще.
– Только посмотри на него, – говорит Вэл и берет бессильную руку брата, соединяя нас троих в хрупкий треугольник.
Я провожу в госпитале весь день. В какой-то момент – время в палате течет совсем по-другому – папа уезжает забрать Пенни. Решено, что он отвезет ее домой, а мама прихватит обед для всех и останется ждать вместе со мной, и я удивляюсь их способности строить планы, да и зачем вообще нужны планы, если все летит в тартарары.
Дважды – когда мама читает журнал и когда она ненадолго засыпает – я невольно разглядываю ее лицо: гладкая кожа, никаких следов шрама.
Я смутно понимаю, что мы вроде бы обедали.
Я смутно понимаю, что еще ни разу не плакал.
Я смутно понимаю, что мы с Вэл молчим после того первого разговора сразу по приезде. Но тут вообще никто не разговаривает.
Несколько раз мне кажется, что Алан шевелит пальцами, но я не уверен.
