Книга Мекленбургская принцесса - Иван Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не кипятись, Кароль, — снова подал голос Рюмин.
— Ты о чём?
— А вон, погляди, кто на носу стоит!
— Дайне мутер!
Через четверть часа одна из галер подошла к «Короне» вплотную и на палубу галиота поднялись два человека. Один был высок ростом, но при этом строен и не лишен изящества, тогда как его спутник, при не меньшем росте, строением более всего напоминал медведя. Одеты они оба были в камзолы из крепкой кожи, перетянутые ремнями и высокие сапоги, а на боку и у того и другого висели шпаги.
— Смирно! — скомандовал фон Гершов своим людям, взмахнув шпагой, но торжественной встречи не получилось, потому что поднявшийся на борт человек бросился его обнимать.
— Здорово, чёртушка! Я уж не чаял и увидеться…
— Я тоже рад встречи с Вашим Величеством, мой кайзер!
— А это что же, Клим? Живой!
— Чего мне сделается, — ухмыльнулся Рюмин.
— Где тебя нелёгкая носила?
— Долго рассказывать, государь.
— А что за малец?
— Али не признал? — вопросом на вопрос ответил довольный посол.
Лицо русского царя, а это был он, неуловимо изменилось. Опустившись на одно колено, Иван Федорович пристально взглянул в глаза своему сыну, которого видел второй раз в жизни, пытаясь найти хоть какие-то знакомые черты. Но тогда он был совсем маленьким, прятался от отца на руках у матери и дичился, а сейчас…
— Карлушка? — хрипло спросил тот.
Принц тоже во все глаза смотрел на непонятно откуда взявшегося человека и не знал что делать. На всех картинах, какие ему довелось видеть, герцога Иоганна Альбрехта изображали или в доспехах или в богатом платье, обильно украшенном кружевами, золотым шитьем, и драгоценными камнями. Длинные волосы всегда были красиво уложены, а позы полны величия. А тут перед ним стоял простой офицер в потертом камзоле. Щеки его, по крайней мере, три дня не видели бритвы, а волосы, вовсе не такие длинные, как на картинах, были спутаны ветром. А ещё от него пахло дымом костров, пороховой гарью и отчего-то рыбой. Но вот взгляд… Взгляд был человека привыкшего повелевать и знающего, что никто не посмеет ослушаться его приказа. Карл Густав знал этот взгляд. Так смотрел на других его дядя — король Густав Адольф. Так смотрела на слуг его мать — герцогиня Катарина.
— Отец? — закусив губу, спросил он.
— Да, малыш!
Не успел он ответить, как мальчик бросился к нему и повис на шее. А тот, обхватив тщедушное тельце руками, держал его и растерянно улыбался.
— Ну, угодил Лёлик, слов нет, как угодил! — счастливо засмеялся царь и, обернувшись к фон Гершову, сказал: — Проси чего хочешь, дружище, я теперь на веки твой должник!
— Это еще не всё, — с легкой улыбкой отвечал померанец. — С нами еще и принцесса Евгения, а так же благородная мать ваших детей — герцогиня Катарина. Или теперь уместнее называть её царицей Катариной?
— Опаньки, — высоко поднял брови Иван Федорович. — Неужто уговорил?
— Вы дали мне поручение, — пожал плечами фон Гершов. — Впрочем, и это ещё не всё. С нами так же его высокопреосвященство митрополит Ростовский Филарет, дьяк Томила Луговской и прочие люди, бежавшие вместе с ними из польского плена.
— Что-то до хрена подарков! — глухо пробурчал заметно помрачневший второй прибывший.
— Угу, — хмыкнул государь, а затем представил своего спутника наследнику: — Смотри, сынок, это мой самый верный слуга и самый добрый друг — Никита Вельяминов! Я люблю его как брата, люби и ты его. А сейчас пойдем, проведаем твою сестренку… и матушку… раз уж приехала!
Каюта герцогини освещалась лишь нещадно коптящей тусклой жировой лампой. Катарине стало уже немного лучше, и она встретила мужа сидя в кресле. У служанок не было времени привести свою хозяйку в порядок, так что она так и осталась в мятом дорожном платье, со спутанными волосами. Лицо после перенесенных тягот было землистым и на редкость некрасивым.
— Матушка, посмотрите, кто нас встретил! — радостно завопил Карл Густав, таща за руку отца.
— Сидите, сударыня, — остановил жену царь, видя, что та пытается подняться. — Дорога, вероятно, была утомительной?
— Да, Ваше Величество, — кивнула она. — Я тяжело переношу морские поездки и эта, к сожалению, не стала исключением. Так что мне ужасно стыдно, что вы застали меня в столь жалком виде.
— Не печальтесь. Дорога до Москвы долгая, но в значительной мере сухопутная. У вас будет время оправиться и предстать перед новыми подданными во всем великолепии.
— Вы очень добры, государь. Но как случилось, что вы встретили меня здесь?
— У меня тут были дела, — уклончиво ответил муж и засобирался. — Не буду вас утомлять, мадам. К тому же я хотел увидеть дочь. Где она?
— Пойдемте, отец, я покажу! — потащил его за собой Карл Густав. — Евгении было нехорошо, не так плохо как Петеру, конечно, но тоже дурно и она с няньками внизу…
— А кто такой Петер?
— Мой друг. Его отец служит конюхом в Гюстрове, а матушка была служанкой у прежней герцогини…
— Вот как?
— Да, а Евгения все время шторма плакала и прижимала к себе куклу, что подарила ей Клара Мария…
— Бабушка?
— Нет, не бабушка, а сестрица Клара Мария. Мы хотели чтобы она поехала с нами, но она осталась в Ростоке.
— Принцесса Клара Мария…
— Да, принцесса — моя сестра! Впрочем, вы отец, вероятно, знаете её и её матушку…
— Хм. Некоторым образом…
Пока государь общался с членами наконец-таки обретенной семьи, оставшиеся на верхней палубе Клим с Каролем, тоже обсуждали неожиданную встречу.
— А Никита, кажется, совсем не весел? — спросил у Рюмина фон Гершов.
— Так не бывать ему теперь царским свояком, вот и злобится, — вполголоса, так чтобы не услышал Вельяминов, отвечал дьяк.
— Но он, кажется, совсем не хотел такого?
— Ну, так мужик не глупый, хоть с виду и медведь-медведём. Понимает, что нечего в калашный ряд со свиным рылом соваться… Да только ум — умом, а в глубине души, боярскую шапку, поди, не раз уже примерял!
— А я полагал, что он против.
— Чтобы Алена в полюбовницы пошла? Знамо дело против, что он сестре или чести фамильной враг! А кабы Иван Федорович чин чином посватался, так разве хоть слово поперек бы сказал? Ладно, молчи, а то Никита и так волком смотрит, того и гляди в рыло кому-нибудь заедет от широты души и веселого характера. Да не вылупляй глаза, сам, поди, знаешь, что у нас на Руси от мордобоя и шпага не спасет!
Рюмин ошибался. Никита переживал вовсе не из-за потерянной возможности породниться с царем. Ему было жаль сестру, и он не представлял, что с ней будет, когда она узнает о приезде Катарины Шведской в Москву. «Ещё в монастырь уйдет» — с тоской размышлял он. — «Совсем один останусь!» А ведь в последнее время было всё так хорошо. Жили они мирно и ладно. Алена почти остепенилась и не сбегала из братнего терема, погулять по московским улицам, как простая горожанка. Да и принятая в семье сиротка — Лиза Лямкина совсем уж попривыкла к ней и даже звала — матушкой…