Книга Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До сих пор нападения на линию производились лишь мелкими шайками, но вслед за тем начались и более серьезные попытки, у которых осязалась рука самого Бей-Булата. Сперва он задумал отбить все русские стада, ходившие под крепостью Грозной; но когда высланная им партия была открыта мирными чеченцами и предприятие не удалось, тогда Бей-Булат выехал сам во главе семисот наездников с твердым намерением побывать в самой Грозной. Для этого он разделил свою партию на две части: одна, гарцуя перед самой крепостью, должна была выманить в поле и увлечь за собой гарнизон, а другая, скрытая за Сунжей, кинуться в это время на крепость и, пользуясь отсутствием войск, захватить и разграбить крепостной форштадт. Удайся Бей-Булату дерзкое предприятие – слава его имени пронеслась бы по целой Чечне и, без сомнения, привлекла бы к нему массу сторонников. Но на его несчастье, в Грозной уже знали, чего хотел Бей-Булат, – и не вышли из крепости. Тогда Бей-Булат переменил свою тактику. Он приказал открыто готовить бурдюки для переправы через Терек и направил часть своей партии к Щедринской, рассчитывая, что бдительность грозненского гарнизона ослабнет. И действительно, как только внимание русских обратилось в ту сторону, Бей-Булат в ночь на 12 сентября внезапно кинулся на Грозную. Ружейный огонь и картечь с вала разметали дерзкое скопище, и оно искало спасение в бегстве. За темнотой ночи невозможно было судить о потере неприятеля, но, по всей вероятности, она была ничтожна, так как на другой день нашли только убитую лошадь да перебитый картечью окровавленный чеченский пистолет. Партия, отправленная к Щедринской, также потерпела неудачу и была разбита 11 сентября мирными чеченцами, встретившими ее под предводительством своего князя Устархана Куденетова.
Вследствие этих неудач Бей-Булат оставил в покое и Терек, и Сунжу, намереваясь перенести свою деятельность на Кумыкскую плоскость; но слух о взятии Сардарь-Абада, падение Эривани и пленение Тавриза парализовали все его действия. Под влиянием русских побед кумыки и чеченцы притихли, и при Бей-Булате осталось не более восьмидесяти сторонников, представлявших собой уже не политическую силу, а простую шайку разбойников.
Разгром персидской монархии и затем быстрое движение русских войск в Турцию, взятие ими Анапы и Карса громовым ударом поразили Кавказ и не могли не иметь самого благодетельного, отрезвляющего влияния на умы впечатлительных горцев. Напрасно теперь Бей-Булат и пророк Магома собирали народ на майортупской поляне; напрасно они развертывали перед ним зеленое знамя Магомета, присланное будто бы из Стамбула, для призыва всех правоверных на помощь к хункару; им удалось опять только собрать лишь несколько разбойничьих партий, но население осталось спокойным и крайне недружелюбно встретило султанских эмиссаров. Никогда Восточный Кавказ не пользовался таким спокойствием и никогда население не выражало нам большей симпатии, как в 1829 году.
Эту благоприятную для нас перемену в народе Эмануэль относил к своей снисходительной, человеколюбивой политике и был уверен, что не только нам не придется более прибегать к оружию, но что даже сами чеченцы будут истреблять тех, которые не пожелали бы покориться. Эмануэль, конечно, поддавался в этом случае некоторому увлечению, вполне, впрочем, понятному, так как даже самые прозорливые люди того времени не могли предположить, чтобы под этой завесой спокойствия таился будущий взрыв и продолжительная буря.
Среди всеобщего затишья один только Бей-Булат не мог и не хотел примириться с таким перерождением хищной чеченской натуры и не терял надежды рано или поздно увлечь за собой народ в борьбу с ненавистной ему русской властью. Он стал выжидать благоприятной минуты, а между тем выдвинул на сцену двух знаменитых абреков Чабая и Умара, которым приказал наносить русским вред, какой только будет возможно. Чабай и Умар – оба служили представителями лучшего чеченского наездничества. Это были в своем роде знаменитые партизаны, которые с небольшой шайкой в пятнадцать – двадцать человек отчаянных головорезов держали некоторое время в осадном положении весь левый фланг Кавказской линии. Рыская по всем дорогам, смело переправляясь через глубокие реки, проскользая среди наших постов и пробираясь в самые станицы, они с неимоверной быстротой переносились с места на место, нередко за целую сотню верст, и всюду производили пожары, грабежи и убийства. Только благодаря счастливому случаю нам удалось наконец избавиться от этих опасных и беспокойных вожаков хищнических партий. В самый разгар своих похождений Чабай и Умар наткнулись верстах в семи от Амир-Аджи-Юрта на команду сорок третьего егерского полка, – и оба сложили свою голову. Дело происходило так. Команда из семидесяти человек, под начальством прапорщика Мостовского, послана была в лес для заготовки фашинника и только что принялась за дело, как один солдат, ходивший на Терек, прибежал с известием, что видел на берегу конную партию, которая готовит тулуки, очевидно для переправы. Мостовский взял с собой шесть егерей и кинулся к берегу. Его появление было так неожиданно, что партия, состоявшая человек из пятнадцати, кинулась в камыши и стала уходить в разные стороны. Чабай, попытавшийся остановить беглецов, остался один против шести егерей. Тогда рядовой Лазарев, бывший впереди других бросился на Чабая и, выдержав выстрел почти в упор, схватил его в охапку; оба упали и продолжали борьбу на земле, пока подлетел рядовой Конавчук и ударом штыка положил Чабая на месте. Тело смелого хищника осталось в наших руках и было привезено в Амир-Аджи-Юрт. Для устрашения других Энгельгардт приказал повесить труп перед крепостью, в расстоянии ружейного выстрела, чтобы его нельзя было похитить, и этим средством понудил чеченцев отдать за выкуп его нескольких русских пленных.
Возвратившаяся домой поодиночке партия не нашла среди себя и другого вожака – Умара. Он пропал без вести, и только уже впоследствии узнали, что, тяжело раненный в ногу, он заполз в камыши и, не имея сил выбраться оттуда на дорогу, умер от голода.
Попробовал было Бей-Булат пустить еще шайку, под начальством старого разбойника Батала, но и та погибла от рук своих же единоверцев, не достигнув даже Терека. Она была встречена между Дадин-Юртом и Джавгар-Юртом партией мирных чеченцев, под предводительством старшины Бекмурзаева, и разбита так, что, по словам очевидцев, сто немирных чеченцев бежали перед шестнадцатью мирными, – до того сильна была паника.
Не в лучшем положении находились дела Бей-Булата и на Кумыкской плоскости, где пропаганда его встретила отпор в лице большинства древней кумыкской аристократии, смотревшей на Бей-Булата как на проходимца низкого происхождения, к которому старые княжеские фамилии не могли относиться иначе как с презрением. Попытки Бей-Булата действовать оружием отражались оружием же, и из множества случаев – два особенно выдвинулись по мужеству, оказанному в них кумыками. Так, однажды чеченцы отогнали табун кумыкского старшины Магомета Баташева, который настиг их с несколькими кумыками и, несмотря на полное неравенство сил, так смело вступил в перестрелку, что остановил партию и дал время подоспеть соседним аксаевцам. В другой раз трое кумыков настигли двенадцать абреков, гнавших табун князя Али-Бека Адилева. Двое кумыков остановились в нерешимости, но третий, Ассакаев, врезался в толпу, изрубил конного чеченца, двух опрокинул вместе с лошадьми, – и если не успел отбить табун, то не дал и тела убитого им горца, которое привез с собой в аул. Горцы, впоследствии, выкупили труп за пять лошадей, и Ассакаев добровольно отдал их ограбленному князю. Паскевич, желая поощрить преданных нам кумыков, наградил Баташева золотой, а Ассакова серебряной медалями «За храбрость».