Книга Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский

В Московии он тоже быстро «восстал», потому что Василий III дал ему в кормление Медынь и Малый Ярославец, а Глинский хотел Смоленск. Ну, и «побежал» обратно в Литву. Тут-то и проявилась коренная разница между этими государствами — Михаила Глинского поймали, заковали, и не сносить бы ему головы, если бы он не заявил о переходе в православие, а Елена Глинская не стала бы женой царя.

Автор совершенно не собирается идеализировать своеволие и сумасбродный гонор феодальной вольницы. Поведение князя Михаила, соответственно неродного деда Ивана IV, отнюдь не было поведением мудрого государственного деятеля, ни даже беглеца от дискриминации. Это поведение совершенно отвратительного, одуревшего от безнаказанности самодура. Когда племянница, став вдовой Великого князя Московского, заморит дядюшку в тюрьме голодом, свершится страшная, отвратительная, но справедливость: Михаилу Глинскому отольется тем же, что он всю жизнь нес другим людям.

Но «восстание» Михаила Глинского — прекрасный показатель того, что у русской православной шляхты все меньше резонов создавать собственное государство. В Литве у них возможности почти те же, что и у католической шляхты в Польше, и пользуются они ими не менее самоубийственно.

На другом общественном полюсе

Не следует, впрочем, видеть в Великом княжестве Литовском такого уж идеала свободы. Даже и полной аналогии с Западной Европой тоже не было. Там, во Франции, в Италии, постепенно все становились свободнее. На периферии же Европы свобода одних совершенно последовательно будет покупаться несвободой других. В те же самые века — XV и XVI, когда шляхтич в Великом княжестве Литовском становился все свободнее и свободнее, приобретал действительно очень большой диапазон прав, полным ходом шло закрепощение крестьянства.

Феодальная зависимость крестьян существовала всегда, изначально — уже как обязанность платить налоги, нести повинности в пользу государства или того, кому государство велит нести эти повинности. Крестьянин должен был ремонтировать мосты, давать подводы для перевозки грузов, поставлять панам молоко, яйца и овощи, ткать полотно.

И в законе крестьянин не был равен дворянину. Еще «Киевская правда», родившаяся в XI веке, дополненная в XII и XIII веках, придавала огромное значение тому, кто обижает кого. Если дружинник князя обижает другого дружинника — пусть платит за это такие деньги, чтобы искупить причиненный вред. За оторванное ухо полагается один штраф-вира; за выбитый глаз — уже другая, за оторванные пальцы — третья. Нехорошо причинять ущерб друг другу, и причинивший признается виновным и должен этот вред исправить. Справедливо? Вполне справедливо.

Если дружинник обижает холопа, это тоже нехорошо: пусть платит деньги владельцу холопа за причиненный его собственности вред. В своем роде тоже справедливо, хотя справедливость получается какая-то варварская, немного отдающая то ли временами Древнего Рима, то ли «Хижиной дяди Тома».

Но уж если холоп обижает дружинника!!! Тут-то наступает очередь какой-то совсем уже страшненькой, прямо-таки вампирической справедливости: по «Русской правде» дружинник имеет полное право безнаказанно убить холопа, и даже денег его хозяину платить не надо. Хозяин сам виноват — зачем плохо следил за своей собственностью?!

Великое княжество Литовское оставалось частью Европы и в конце XII, и в XIV, и в XV веках. Но его правящий класс, конечно же, и не думал вводить законы, по которым общество начнет жить спустя века (да и не имел о них ни малейшего представления). Общество в княжестве оставалось феодальным, и крестьянин был неравноправен. Неравноправен в законе, нес феодальные повинности. Судебник Казимира 1468 года оставался не более демократичен, чем «Русская правда» или московский Судебник Ивана III 1492 года.

И здесь постепенно шло закрепощение крестьянства, ограничение его прав и свобод. Формально данные Великим князем «привилеи» относились, естественно, к дворянству. Не вонючим же мужикам давать привилегии, не их же доступ к Великому князю регулировать! Но привилегии феодалам давались за счет мужиков. Потому что это были привилегии брать, запрещать, пользоваться и заставлять: и чем дальше, тем таких привилегий делалось больше.

«Привилеи» 1387, 1432, 1434 годов давали все больше привилегий феодалам, все больше отнимая у крестьянства.

«Привилей» 1447 года, данный Казимиром IV, подтвердил все «привилеи», выданные в 1387, 1432 и 1434 годах, и превратил феодальную зависимость в оформленное крепостное право. Крестьянин становился «крепок земле» и окончательно не мог с нее уйти по своей воле.

В XVI веке в Великом княжестве Литовском возникло даже что-то вроде конституции. Кодексы феодального права утверждались в 1529, 1566, 1588 годах и назывались Литовскими статутами (от лат. statuo — «постановляю»).

Статут 1588 года был подготовлен как свод всего литовского права — на тот случай, если Литва останется в составе одного государства с Польшей и если она станет самостоятельной. Статут подробно определял юридический статус разных сословий, их отношения друг с другом и с государством.

Так вот, по Статуту 1588 года создавалось единое сословие крепостных крестьян. В это сословие вливались разные группы закрепощенных слуг, разные разряды крестьян. Раньше каждая группа слуг, каждый разряд крестьян были закрепощен по-своему, и каждый крестьянин был не свободен индивидуально. Теперь крепостными стали все, и притом одинаковыми крепостными. Больше никто не выбивался из общей картины.

Впрочем, и помимо Статутов закрепощение шло через саму систему землепользования.

В 1547 году Сигизмунд Август издал правила переустройства великокняжеских земель: «Уставу на волоки». И власти провели «волочную померу» — обмер и передел земель в великокняжеских, а потом и в частных владениях.

Это был первый земельный кадастр, первое подробное описание всех земель княжества, введение строгой системы использования всех земель.

Что значит «волочная»? Волок был главной мерой измерения земли в Великом княжестве Литовском. Волок — это было столько, сколько может обработать один человек, если будет пахать на лошади. Считалось, что если один работник поднимает больше волока, то земля окажется попросту плохо обработанной. Если меньше… Ну зачем же крестьянину пахать меньше, чем он физически способен?!

Волок равнялся 30 моргам, или 19,5 десятины. По волочной помере каждый крестьянский двор получал в трех полях по 33 морга земли. Раньше было больше? Отрезали. Раньше было меньше? Давали еще. Почему в трех полях? Потому что трехполье. Не умеешь так хозяйствовать? Научим. Не хочешь трехполья? Заставим.

За каждую волоку крестьяне работали на барщине по два дня в неделю кроме остальных повинностей — строительства дорог, поставки панам овощей, молока, птицы.

После волочной «померы» крестьянин не мог ссылаться на то, что его семья держала эту землю с незапамятных времен. Связь с бывшими наследственными наделами земли разорвалась. Всю землю дало государство! Крестьяне были уравнены между собой и все дружно обречены платить, платить и платить. А главное — работать и работать. Земля в Великом княжестве Литовском родила хорошо, феодалам был выгоден фольварк — то есть собственное хозяйство, клин собственных земель, обрабатываемых мужиками.