Книга Нормальных семей не бывает - Дуглас Коупленд

Проблесковый сигнал...

— Мам, Бога ради, скажи мне, что происходит.

— Не сейчас, дорогая, это слишком... грязно. А тебе еще понадобится твоя головка для полета.

— Мам, я и сама вижу, что тут сплошная грязь.

Уэйд, уложенный на пластиковые носилки, подмигнул Саре.

— Не волнуйся, Сара, вот как прилетишь обратно...

— Я просто не выдержу, — яростно фыркнула в ответ Сара.

— Выдержишь, — сказал Уэйд. — По утрам на Рождество у тебя всегда был самый холодный нос.

— Только потому, что накануне Рождества я всегда спускалась среди ночи вниз и разворачивала все подарки, чтобы посмотреть, что там.

— Правда? — спросила Дженет.

Ее засунули в такую же пластиковую эвакуационную упаковку, как и Уэйда. Казалось, ни Уэйда, ни ее мать ни капельки не смущало их странное, неловкое положение. Несмотря ни на что, вид у них был крайне умиротворенный.

— Спасибо, что вытащила нас, дорогая.

— Спасибо, что вытащила вас? — невольно повторила Сара.

— Да. Ты ведь многим рисковала.

— По правде говоря, не очень. Конечно, мне устроят разнос, но скоро остынут.

— Ты не станешь... вызывать копов? — спросил Уэйд.

— Не думаю, что НАСА понравится, если вся эта история просочится в газеты и в уши обывателей.

Огромный вертолет стал подниматься. Уже в воздухе Уэйд спросил:

— Карантинный костюм, который на тебе, защищает от бактерий?

— Да.

— Так что, скажем, если у человека нет иммунной системы, он может носить такую штуку и никогда ничем не заразиться?

— Возможно. Но во всех нас столько разных паразитов, что это будет все равно что запереть дверь конюшни, когда лошади уже убежали.

— Помнишь этот старый фильм — «Мальчик в пластмассовом пузыре»? — спросил Уэйд.

— Конечно.

— А про что он? — поинтересовалась Дженет.

Просто не верится, что я лечу с мамой и Уэйдом над болотом в полпятого утра и говорю про какой-то телефильм семидесятых годов.

— Этого парня, — сказал Уэйд, — играет Джон Траволта. Он родился без иммунной системы, поэтому живет в пузыре в доме своих родителей. Но однажды этот пузырь чертовски ему надоедает, он прокалывает его и выходит в настоящий мир.

— И умирает? — спросила Дженет.

— А как ты думаешь? Конечно. Но по крайней мере ему удается увидеть настоящий мир.

Дженет задумалась.

«В вертолетах действительно очень шумно», — подумала Сара.

— Знаешь, дорогая, — сказала Дженет Саре, — как только полет закончится, ты наконец обретешь свободу.

— Свободу?

— Именно, дорогая. Уже ничего не надо будет доказывать. Ты сможешь жить своей жизнью. Тебе не придется больше подстраиваться под чьи-то представления.

— Ты имеешь в виду папу?

— Я имею в виду всех.

— Правда?

— Правда.

Проблесковый сигнал...

И вот я в космосе. В свободном полете. Никакой тошноты. Никакого головокружения — только я, и планета, и Гордон, и мои эксперименты. Если бы для жизни нужно было только это, жизнь была бы совершенной.

Четыре остальных члена экипажа методично исполняли свои задания. Гордон знаком подозвал Сару в угол, и они — сидели?.. стояли?.. парили?.. лицом к лицу.

— Осталось четырнадцать часов, — сказал Гордон.

— В вашем распоряжении, командир Брунсвик.

Через четырнадцать часов они с Гордоном сделают это, но не сам по себе акт волновал Сару. Ее волновало сознание того, что если все удастся, то она сможет зачать во время полета ребенка, первого ребенка, когда-либо зачатого среди звезд. Ребенок, зачатый в космосе, должен стать богом. Само существование ребенка станет доказательством человеческого совершенства — подтверждением человеческой способности подняться над жестоким и извращенным миром — безупречного, прекрасного, любознательного и могучего.

Сара посмотрела в иллюминатор на голубую Землю. Вытянув руку и скосив глаза, прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей, она на какой-то миг задержала земной шар в своей ладони.

Проблесковый сигнал...

Пока вертолет летел обратно, Сара обратилась к Дженет и Уэйду:

— Ребята, мне разрешили взять с собой в космос двенадцать унций личного багажа. Есть у вас что-нибудь легонькое, с чем вам хотелось бы выступить на ток-шоу в две тысячи двадцатом году и сказать: «А вот это однажды побывало в космосе»?

Уэйд и Дженет переглянулись, Уэйд достал из кармана рубашки письмо, но, перед тем как отдать его Саре, спросил:

— Сара, в этом полете ты будешь выходить в открытый космос?

— За пределы корабля?

— Да.

— Буду.

— Значит, если ты оставишь что-нибудь на орбите, эта штука будет вечно вращаться вокруг Земли?

— Довольно долго.

— Возьми это от меня, — он дал ей письмо. — Но не привози его обратно, хорошо? Оставь его там, на орбите.

Сара посмотрела на письмо, не подозревая, что перед ней исторический документ.

— Хорошо.

— Обещаешь?

Что это он затеял?

— Обещаю.

— Ладно.

У Уэйда стало такое лицо, какое могло быть у первопроходца, пересекающего континент и выбросившего пианино, купленное в Конестоге, в вязкую оклахомскую грязь, — баба с возу...

— А ты, мама?

— Будь добра, передай мне вон те ножницы, дорогая.

— Ножницы? Зачем?

— Пожалуйста, мне на минутку.

Сара передала ножницы Дженет, которая, несмотря на свои раны, дотянулась до затылка, скрутила волосы в хвостик и быстро отхватила большую прядь.

— Вот.

— Мама!

— Тихо, девочка. Надо же, какие прекрасные ножницы. Вот бы мне такие.

— Мама, зачем ты?..

Дженет быстро завязала отрезанный хвостик аккуратным узлом.

— Мам, ты меня пугаешь.

— Сара, скажи мне вот что... если ты, выйдя в открытый космос, бросишь какую-нибудь вещицу вниз на Землю, то она сгорит, когда снова войдет в атмосферу, правда?

— Конечно.

— Хорошо, — Дженет протянула хвостик Саре. — Сделай это для меня, дорогая.

— Что? Бросить его на Землю?

— Да, дорогая.