Книга Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан

ДГ, как известно, впервые было напечатано в «Былом» В.Л. Бурцева. Мы не знаем, как рутенберговская рукопись попала к нему, однако едва ли есть основания для решительного утверждения о том, что она была напечатана «стараниями Горького» (Горький 1997-(2007), XIII: 332). Рутенберг познакомился с Бурцевым еще в 1905 г., но, как отмечал последний в письме к нему от 5 января 1936 г., тогда они «лично никакого общего дела не делали» (.RA). Сойдясь теперь, обнаружили один в другом если не «родственные души», то во всяком случае много общего и сходного. Бурцев, как и Рутенберг, накопил множество обид и разочарований в отношении ЦК эсеровской партии, с которым у него долгое время шла тяжба по делу Азефа. Однако даже и после разоблачения последнего, признания бурцевской правоты и пережитого ЦК конфуза, заключения «перемирия» и установления хотя бы внешних «отношений» Чернов и Натансон продолжали оставаться в оппозиции к Бурцеву и с недоверием относились к его разоблачительной деятельности.

Немотря на большой предыдущий горький опыт, – писал Бурцев впоследствии, – у меня все-таки была некоторая надежда, что дело Азефа впредь заставит эсеров справедливее отнестись к моей борьбе с провокаторами и они перестанут говорить о моей близорукости и поймут, сколько они нанесли зла тогдашней моей борьбе с провокацией.

Но я так-таки ни тогда, ни после, никогда не дождался даже элементарнейшей справедливости не только со стороны Чернова и Натансона, но и со стороны партии эсеров как таковой. Наоборот, со стороны партии очень скоро снова стали против меня повторяться старые обвинения. Эсеры и тогда оставались моими врагами, какими были и в деле Азефа, – и в борьбе со мной по-прежнему во главе всех их всегда шел Натансон (Бурцев 1924: 281).

Нечто сходное происходило и с Рутенбергом. Уже после того, как в истории с убийством Гапона прояснились все скрытые пружины и вопиющая несправедливость обвинений в адрес Рутенберга стала очевидной, ЦК не спешил сделать необходимые шаги – покаяться в той форме, какая требовалась хотя бы элементарными дипломатическими приличиями. Этим во многом объяснялась концовка ДГ, аллюзирующая знаменитый «Jaccuse» Э. Золя:

Обвиняю этот ЦК:

a) В замалчивании смерти Гапона, совершенной членами партии на основании фактически состоявшегося приговора партии.

b) Во введении в заблуждение публичного мнения сделанным ЦК заявлением в печати в мае 1906 года, где говорилось, что партия никаких сношений с Гапоном не имела.

c) В том, что своим поведением ЦК поставил меня в морально двусмысленное положение по поводу сношений с Рачковским, инициатива которых исходила из ЦК и фактически была одобрена всем его составом (исключая одного голоса ).

Знаю всю глубину несчастья, постигшего членов этого ЦК в деле Азефа, и выражаю им мое глубокое искреннее товарищеское сожаление. Выражаю им мое сожаление за все проделанное ими надо мной, ибо знаю, что и в этом деле они достойны были лучшей роли. На их примере пришедшие им на смену научатся, как во многих случаях не должен поступать ЦК партии социалистов-революционеров (ДГ: 115).

Рукопись рутенберговских воспоминаний хранилась у члена эсеровской партии, историка и журналиста С.П. Постникова (1883–1965). Спустя много лет, живя в эмиграции в Праге, где он был одним из организаторов и руководителей Русского заграничного архива, Постников обратился Рутенбергу в Палестину (RA):

15 декабря 1935 г. Прага

Милостивый Государь господин Рутенберг,

Егор Егорович Лазарев передал мне, что Вы интересуетесь книгой Ваших воспоминаний, изданной в советской России. Эту книгу Лазареву дал я. Но у меня же имеется Ваша подлинная рукопись Вашего отчета Центральному Комитету. Всего в рукописи 71 стр. Я не сверял, все ли и точно ли опубликовано в журнале «Будущее» Бурцева34, где впервые в печати появился Ваш отчет и откуда была сделана перепечатка в России. Я посылаю при этом письме Ваше препроводительное письмо при отчете. По этому листку Вы узнаете, Ваш ли это почерк или я имею только копию Вашего отчета.

Если Вы интересуетесь Вашей рукописью, то я могу ее Вам прислать. Но взамен я просил бы Вас помочь мне материально издать другие материалы из истории рев русск движения. Сумму, какую Вы можете прислать, не откажите определить сами. Я не знаю, известно ли Вам мое имя, но я был одним из редакторов большого легального журнала в Петрограде «Заветы» (1912-14 г.г.), газеты «Дело Народа» (1917 г.), в эмиграции «Голоса России» (Берлин, 1922-23 г.), «Рев Россия», 1922-28 г.) и др.

Мне много о Вас рассказывал мой друг, умерший теперь Ал Моис Беркенгейм35, а потому я и позволил себе обратиться непосредственно к Вам.

Примите уверение в совершенном уважении,

С. Постников

Состоялась ли «сделка» между Постниковым и Рутенбергом, неизвестно – рукопись ДГ в RA обнаружить не удалось (см. также письма Е.Е. Лазарева Рутенбергу, приводимые в V: 1).

Человек вовсе не безгрешный, властный и непокладистый, но совестливый и по-рыцарски благородный, Рутенберг в письме к Бурцеву от 12 декабря 1909 г. просил перевести положенный ему гонорар за издание ДГ сожительнице казненного Гапона (в письме он называет ее вдовой):

Вы говорили мне, что за печатание в «Былом» платите по 60 р. с листа. Перешлите, пожалуйста, в счет статьи Ф.В. Волховскому36 15 фунтов, т. е. 375 fr., а остальное Уздалевой – вдове Гапона. Я узнал, что она сильно нуждается. Вы меня сильно обяжете, если сделаете последнее как можно скорее и сделаете это так, чтоб ни она, ни кто другой не могли заподозрить источника денег. А это письмо порвите. Послать своих денег я не могу, ибо не имею их37.

Гапоновский эпизод вроде бы завершился торжеством справедливости, хотя моральные и физические затраты и потери были так велики, что едва ли сопровождались приливом большой радости победителя. Эта история наложила несмываемый травматический отпечаток на весь склад рутенберговской личности. С большим трудом он сумеет выбраться из-под руин этой «победы» и сделает все возможное, чтобы забыть ее, хотя в разные периоды его жизни она так или иначе будет остро и мучительно напоминать о себе.

________________________

1. Мейер 1907: 44

2. Ср. ошибочное утверждение современного исследователя, датирующего приезд Рутенберга на Капри маем 1907 г. (Ревякина 2003: 19).

3. Степень «родства», по-видимому, строго и однозначно установлена не была, и Рутенберг оказывался то родным ее братом («Федоровичем»), то двоюродным («Петровичем»). Дж. Вудворд, ориентируясь, вероятно, на то, как называет Рутенберга в письмах Горький («Василий Петров », т. е. Василий Петрович), пишет, что он носил партийное имя Василий Петров (Woodward 1969:178).

4. О загадочной смерти С. Морозова см.: Носик 2003: 101-09.

5. Через несколько дней, 25 марта/7 апреля, вероятно натолкнувшись на состояние Рутенберга, близкое к депрессии, он сообщал: