Книга Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт

Когда Лаида еще была не гетерой, но простой девушкой, она однажды пошла в Пирене к знаменитому ключу близ Коринфа, чтобы набрать воды. Когда она несла домой кувшин с водой на голове или на плече, ее случайно заметил Апеллес, который не мог оторвать взгляда от фигуры и небесной красоты этой девушки. Вскоре он ввел ее в круг своих веселых друзей, но они закричали и язвительно спрашивали его, что девушке делать среди компании собутыльников, лучше бы он привел гетеру, и Апеллес ответил: «Спокойно, друзья, я скоро сделаю из нее гетеру».

Замечательная форма груди Лаиды особенно производила впечатление, и художники толпились около нее, стараясь получить согласие запечатлеть на полотне ее прекрасную грудь. Философа Аристиппа часто спрашивали о его связи с Лаидой, и однажды он ответил так: «Лаида – моя, но я – не ее».

Сообщают, что Аристипп каждый год по два месяца проводил с Лаидой на острове Эгина во время праздника Посейдона. Когда его спутник спросил, почему он так много денег тратит на Лаиду, когда киник Диоген получает от нее то же бесплатно, он ответил: «Я щедр к Лаиде, чтобы иметь возможность доставить ей удовольствие, а не для того, чтобы другие не имели возможности доставить себе удовольствие с ней».

Сам Диоген думал не столь возвышенно. Однажды он сказал Аристиппу в своей обычной оскорбительной манере: «Как ты можешь быть близок со шлюхой? Или становись киником, или перестань ею пользоваться». Аристипп ответил: «Как ты думаешь, неразумно поселяться в доме, в котором кто-то жил прежде?» – «Да нет», – отвечал Диоген. «Или, – продолжал Аристипп, – плыть на корабле, на котором прежде плыли другие?» – «Нет, конечно, это не так». – «Тогда ты не станешь возражать против того, что кто-то живет с женщиной, услугами которой уже воспользовались другие».

Фрина, настоящее имя которой было Мнесарета, родилась в небольшом городке Беотии Феспии; она была самой красивой, самой известной и самой опасной гетерой Афин, а комический поэт Анаксилад сравнивает ее с Харибдой[108], которая проглатывает корабельщиков вместе с судами.

Она была известна не только своей красотой и безнравственным поведением. Приведем одну скандальную историю, правдивость которой мы здесь обсуждать не станем. Фрина предстала перед судом. Знаменитый оратор Гиперид, взявшийся ее защищать, видел, что дело безнадежно проигрышное. Затем его осенило, он сорвал с нее одежду и обнажил ее неземной красоты грудь. Судьи были поражены такой красотой и не осмелились приговорить к смерти эту пророчицу и жрицу Афродиты.

Афиней продолжает: «Но Фрина в действительности обладала еще более совершенной формой частей тела, которые не привыкли выставлять напоказ, трудно было увидеть ее обнаженной, поскольку обычно она носила прилегающий к телу хитон и не пользовалась общественными банями. Но когда греки собирались в Элевсине на праздник в честь Посейдона, она сбрасывала одежды, распускала волосы и входила в море обнаженной, и говорят, именно тогда у Апеллеса зародился образ Афродиты, поднимающейся из моря. Среди ее почитателей был и Пракситель, знаменитый скульптор, который и вылепил ее в образе Афродиты Книдской».

Однажды Фрина спросила Праксителя, какую из своих скульптур он считает самой прекрасной. Когда он отказался отвечать, она придумала такую уловку. Однажды, когда она находилась в его мастерской, прибежал слуга, крича, что студия объята огнем, но еще не все сгорело. «Все погибло, если огонь уничтожил моего Сатира и моего Эрота». Фрина, рассмеявшись, его успокоила и призналась, что всю историю с пожаром она выдумала нарочно, чтобы узнать, какой из работ он больше всего дорожит. Эта история говорит о хитрости и проницательности Фрины, и мы готовы поверить, что Пракситель на радостях позволил ей выбрать в качестве подарка одну из своих работ. Фрина выбрала Эрота, но не оставила его у себя; она отдала его в качестве посвятительного дара в храм Эрота своего родного города Феспии, в результате он стал для греков местом паломничества. Насколько удивительным для нас кажется то время, когда боговдохновенные художники дарили свои произведения – которые и в наши дни наполняют душу восторгом восхищения – гетерам, а те посвящали эти сокровища божеству! Величие этого поступка сохраняется даже и тогда, если допустить их личные амбиции. Это, в частности, сказалось и следующем поступке Фрины: она предложила восстановить разрушенные стены города Фивы, если фивяне согласятся поместить там надпись: «Разрушено Александром, восстановлено гетерой Фриной». Эта история подтверждает, что дело рук Фрины «имело под собой золотую основу», по меткому выражению античных авторов.

Жители Феспий в благодарность за великолепный дар в виде статуи Эрота заказали Праксителю сделать статую Фрины, украшенную золотом. Она была установлена на колонне из пентеликского мрамора в Дельфах между статуями царей Архидама и Филиппа, и никто не считал это зазорным, кроме киника Кратета, который говорил, что образ Фрины – памятник греческой распущенности.

В другом случае, как рассказывает Валерий Максим (iv, 3, 3), несколько дерзких молодых людей в Афинах поспорили, что философ Ксенократ, который славился безупречной нравственностью, не устоит перед чарами Фрины. На роскошном обеде ее специально поместили рядом с прославленным философом; Ксенократ уже от души выпил, и красивая гетера стала провоцировать его, применяя все свои чары и призывая к разговору. Однако все было напрасно, ибо искусство соблазнения проститутки оказалось бессильно перед неколебимой твердостью философа: она вынуждена была признать, что, несмотря на свою привлекательность и утонченность, потерпела поражение от старика, да еще и полупьяного. Однако Фрина так просто не сдалась, и, когда присутствующие на попойке потребовали от нее уплатить проигрыш, она отказалась, говоря, что пари предполагало мужчину в плоти и крови, а не бесчувственную статую.

Из всего сказанного видно, что греческие, особенно аттические, гетеры не страдали отсутствием живости и остроумия и что многие прославленные люди, в том числе государственные деятели, состояли в связи с гетерами, и никто их за это не осуждал; в самом деле, любовь Перикла, государственного деятеля, отца и мужа, к Аспасии стала всемирно известной, а Аспасия была всего лишь гетерой, хотя, возможно, и стоявшей на более высокой социальной лестнице, чем все другие гетеры, известные нам в античности.

Родившаяся в Милете, она рано переехала в Афины, где благодаря своей красоте, уму и таланту вскоре собирала в своем доме наиболее влиятельных людей своего времени. Даже Сократ не чурался общаться с ней, и интересно, что Платон в Менексене приписывает Аспасии надгробную речь, вкладывая ее в уста Сократу. Перикл оставил свою жену, чтобы жениться на ней, и с этого времени ее политическое влияние выросло настолько, что Перикл доверил ей объявить войну между Афинами и Самосом из-за ее родного города Милета. Во всяком случае, этот выбор Перикла предоставил хорошую возможность его оппонентам напасть на него; неслыханное дело, когда женщина что-то говорит о политических делах, в особенности если она не является афинянкой, а привезена из-за границы, да еще и из Ионии, славящейся распутными женщинами. Брак Перикла с Аспасией расценивался греками как мезальянс: прекрасная милетянка не считалась ими законной женой, а лишь сожительницей, подменой жены. Поэтому ее очень часто высмеивали авторы комедий, и, когда Перикла назвали «великим олимпийцем», Аспасии тотчас приклеили прозвище Гера; но авторы комедий высмеивали ее власть над великими мужами, рисуя ее то в образе властной Омфалы, то придирчивой Дианиры, тем самым намекая, что так же, как Геракл становился слабым под их влиянием, так и Перикл становится слабым перед твердостью иноземной авантюристки. В наше время слухи всякого рода сопровождают ее имя без всяких доказательств; поговаривали, что она сводничала для своего мужа; а по свидетельству Афинея, прошел слух, что она содержала публичный дом. Даже Аристофан старается связать причину великой войны с предполагаемым публичным домом Аспасии, когда в «Ахарнянах» Дикеполида говорит: «Но раз в Мегаре пьяные молодчики и игроки в коттаб[109] / Симферу, девку уличную, выкрали. / Мегарцы, распаленные обидою, / Двух девок тут украли у Аспасии. / И вот причина распри междуэллинской: / Три уличные девки. Грозен, яростен / Перикл, великий Олимпиец, молнией / И громом небеса потряс, / Издал приказ, скорее песню пьяную: / Изгнать мерзавцев с рынка и из гавани, / Мегарцев гнать и на земле и на море!»[110] Когда ее обвинили в abeseia (нечестии) и сводничестве, Перикл защищал ее и добился ее оправдания. После смерти Перикла она вышла замуж за Лисикла, человека низкого происхождения, который, однако, обладал большим влиянием.