Книга От предъязыка - к языку: введение в эволюционную лингвистику - Валерий Даниленко

Крылышкуя золотописьмом тончайших жил, Кузнечик в кузов пуза уложил Прибрежных много трав и вер. «Пинь-пинь-пинь!» — тарарахнул зинзивер. О, лебедиво! О, озари!

Подобные окказионализмы, как правило, остаются за пределами национального языка. Они обречены быть вечными речевыми неологизмами. К их созданию поэты прибегают неслучайно, поскольку обычные слова за счёт их частого употребления утрачивают свежесть. Вот как об этом сказал А.Т. Твардовский в стихотворении «Слово о словах»:

Все есть слова — для каждой сути, Все, что ведут на бой и труд. Но, повторяемые всуе, Теряют вес, как мухи мрут.

Нравственные причины.

Эволюция нравственности влечёт за собой эволюцию языка. Однако эволюция в нравственности противоборствует с инволюцией. Если первая ведёт язык к прогрессу, то другая — к регрессу. При этом регрессивные процессы в языке могут затормаживать прогрессивные на целые века. Яркий пример — матерщина.

В русском языке, как и в других языках, имеется богатый выбор для цензурной брани. Мы можем оскорблять друг друга как словами, употребляемыми в прямом смысле (подлец, сволочь, мерзавец и т. д.), так и с помощью метафор и метонимий (идиот, кретин, шизофреник и т. п., когда речь идёт о здоровом собеседнике). Скверных, оскорбительных, уничижительных слов, которые возникают в нашем озлобленном сознании благодаря его способности находить сходства (в этом случае мы используем метафоры) или устанавливать те или отношения (в этом случае мы используем метонимию) между людьми и другими явлениями, намного больше, чем аналогичных слов, употребляемых в прямом смысле. Примерам несть числа. Так, мужчины оскверняют женщин с помощью таких метафор, как швабра, подстилка, змея (подколодная), обезьяна, свинья, тёлка, корова, собака, сука и т. д. Некоторые из этих метафор перепадают и нашему брату, но для него имеются и особые метафоры (заяц, медведь, волк [более внушительный вариант — волчара], баран, козёл, кобель и т. п.). Но цензурного сквернословия людям мало. В их распоряжении имеется ещё и нецензурное сквернословие — матерщина.

Матерное слово (мат) есть не что иное, как нецензурное обозначение довольно ограниченного числа органов тела и всего того, что связано с их функционированием. Речь идёт о тех органах тела, которые составляют, как говорил М.М. Бахтин, «телесный низ». У него есть задняя часть и передняя. Матерные обозначения задней части уже давно гуляют по нашему телевидению, а вот до матов, обозначающих органы его передней части, слава богу, пока дело не дошло. Зато в художественных произведениях некоторых самых «раскованных» авторов и они получили права гражданства (у Э. Лимонова, В. Ерофеева, В. Пелевина и др.). Матерная лексика может употребляться как в прямом значении, так и в переносном. Нетрудно, однако, заметить, что чаще она используется в переносном смысле. С чем мы имеем дело — с метафорой или метонимией, когда человека обзывают матом, обозначающим мужской или женский половой орган? С синекдохой, которая является одной из разновидностей метонимии. В этом случае часть обозначает целое.

Каковы источники матерщины? В работе «Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии» Борис Андреевич Успенский связывал происхождение матерной фразеологии с язычеством. «Поскольку те или иные представители нечистой силы генетически восходят к языческим богам, — писал Б.А. Успенский, — можно предположить, что матерная ругань восходит к языческим молитвам или заговорам, заклинаниям; с наибольшей вероятностью следует видеть в матерщине именно языческое заклинание, заклятие» (Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 2: Язык и культура. М., 1994, с. 62).

Но матерщина живёт и процветает до сих пор. В чём феномен матерщины? Почему она так живуча? Ответ напрашивается сам собой: она обладает богатейшими эмоционально-экспрессивными возможностями. Опираясь на довольно ограниченное число производящих слов, она использует эти возможности в довольно большом числе производных слов. Словообразовательные гнёзда, в основе которых лежит тот или иной мат, отличаются завидной широтой. Кроме того, матерщина полифункциональна. Смею предположить, что у неё всего пять основных функций.

Первая функция у матерщины может быть обозначена как словесно-паразитическая (или «смазочная»). Подобно тому как многие люди не могут обходиться в своей речи без таких слов-паразитов, как значит, ну, типа, как бы, это самое и т. п., в качестве «смазки» для своих ржавеющих мозгов, производящих речь, используют матерщину.

Вторая функция у матерной лексики может быть названа генерализирующей (от слова генерализация, что значит обобщение). Недостаточный лексический запас многие люди компенсируют использованием матов. Возьмём, например, слово хреновина. Оно является мягким синонимом к более жёсткому мату, который начинается с того же звука. С помощью этого слова можно обозначить что угодно — любую субстанцию. Генерализационная широта у этого слова, как и у других матов, под стать философской терминологии. Скажем, термин субстанция применим к любому предмету, но ведь любой предмет может быть назван и хреновиной. Подобным образом обстоит дело и с другими матами. Слово, которым нецензурно обозначают половой акт, например, тоже в переносном смысле может обозначать самые разные виды деятельности.

Третья функция у матерщины может быть названа компенсационной (оздоровительной). Её суть состоит в снятии эмоционального напряжения, которое может быть вызвано самыми разными причинами (обида, унижение, болезнь и т. п.). Неслучайно психотерапевты прибегают к снятию стресса, провоцируя больных на нецензурную брань.

Четвёртая функция у матерщины может быть названа социально-объединительной. В далёкие времена эта функция объединяла людей социальных («подлых») низов, но с некоторых пор она стала, так сказать, надклассовой. Она объединяет людей самых разных классов — не только представителей рабоче-крестьянской массы, но и представителей буржуазии. Захватывает она и чрезвычайно широкие круги нашей интеллигенции. Привлекательность матерной лексики в этой функции состоит в том, что она выступает как средство, позволяющее сблизиться друг с другом самым разным людям. Очевидно, с помощью этой функции подростки внедряются в мир взрослых, а также и в мир своих сверстников. С её помощью они социализируются.

Пятая функция у матерной лексики является противоположностью предшествующей. Если предшествующая объединяет людей, то данная функция, напротив, их разобщает. Её можно назвать социально-разъединительной, или бранной. В этой функции она позволяет людям дистанцироваться друг от друга, заявлять о своей независимости от кого-либо. Именно эту функцию имел в виду Владимир Даль в своём словаре. Он определял матерщину как «похабную, непристойно мерзкую брань».

Среди перечисленных функций матерной лексики самой отвратительной является последняя — бранная. Она бросает свет и на другие её функции, которые сами по себе тоже вызывают активное и справедливое осуждение со стороны тонких и воспитанных людей. Их не может не возмущать её лавинное распространение в обществе. Они справедливо воспринимают её как свидетельство нашей культурной деградации.