Книга Незадолго до ностальгии - Владимир Очеретный

— Да, кстати: «там» — это где?

— В одном учреждении, скажем так. Куда не всех пускают. Мало кого, если честно. Меня пригласили принять участие в программе по реабилитации дементализованных. Ты же помнишь, я и в Прагу прилетела по вопросу одного своего пациента. Он был из «грустных», Киш, из очень «грустных». И из того самого учреждения. Но обратился ко мне в частном порядке. Внезапно он стал почитателем Франца, и меня это заинтересовало. Точней, это был мой первый «грустный» пациент, я вообще мало о них знала, было жутко интересно и ответственно, я волновалась, как сумасшедшая… А после нашей поездки мне удалось ему помочь. Поэтому потом появился ещё один «грустный», потом ещё…

— Странно, что мы не говорили об этом тогда, — Киш криво усмехнулся. — Оказывается, у тебя были сильные переживания, о которых я и не знал… Хотя, наверное, ничего странного: я всегда хотел знать о дементализации как можно меньше. Такая наивная попытка защититься: чем меньше знаешь, тем меньше шансов, что тебя это коснётся… К тому же ты говорила, что на работе у тебя всё хорошо, а я тоже был вечно занят… Ладно, что уж тут рассусоливать. Короче, ты хочешь сказать: вот за эти пять минут ты успела побывать девушкой Марка?

— Понимаешь, Киш, — голос стал грустным, — мы же виделись за день или два до… ну ты понимаешь, — объяснила она. — И он так весело держался! А под конец сказал: «Не исключено, что скоро я стану вашим пациентом, так что до новых встреч». А потом — что он рад встретить родственную душу и попросил пожелать ему удачи. И тут стало видно, насколько ему не по себе, — у меня просто сердце защемило. И я его поцеловала.

— Так вот в чём дело!.. — протянул Киш и почувствовал, как с плеч падает невидимый, но тяжеленный рюкзак. Он тут же устыдился своей радости («Ну и скотина же ты, Киш!») и вернул мысль к Толянычу, к его переживаниям перед дементализацией. — Бедняга Марк! — неожиданно к горлу подкатил прославленный и воспетый ком, и Киш с удивлением констатировал, что заочная жалость бывает куда острее, чем при непосредственном общении. — Знаешь, мне его тоже было ужасно жаль, а он вроде и нуждался в сочувствии, и отвергал его… Но, получается, он вспомнил этот поцелуй и интерпретировал его так, что у вас был роман?

— Для «грустных» в период адаптации — это обычное явление, — кивнула Варвара. — Особенно на первом этапе. Они многое должны объяснять себе, потому что смыслы далеко не всегда исчезают вместе с образами, ты же понимаешь это. А оставшиеся образы, в свою очередь, могут требовать осмысления.

— Понимаю, — кивнул он. — Смыслы — как соль в растворе. Они концентрируются, обобщаются, сжимаются. Есть смысл предложения, смысл абзаца, смысл книги. С образами такого не бывает — они такие, как есть, их нельзя спрессовать. Поэтому после просмотра фильма человек запоминает 10–15 процентов видеоряда и только 1 процент текста, а когда хотят пересказать фильм начинают либо «Это история про то, как шесть мужчин отправились в путешествие на плоту по океану», либо «В своём произведении автор хотел сказать». В первом случае — про образы, во втором — про смыслы. Проблема «грустных», как понимаю, в том, что одному и тому же смыслу можно подобрать разные образы, и тогда это называется Тема, а один и тот же образ можно наделить разными смыслами, и это называется Интерпретация. Но скажи мне как профессионал дилетанту: «грустные» помнят причину своей дементализации?

— Вряд ли, — Варвара покачала головой. — Разумеется, им дают какое-то общее объяснение, но я не уверена, что это объяснение правдиво.

— Скорей, с его помощью хотят ещё дальше увести «грустного» от причины, — задумчиво предположил Киш.

— Может быть и так, — отчасти согласилась она, — но, скорей, объяснение служит для примирения «грустного» с дементализацией. Оно нужно в терапевтических целях: каждому подбирают такое объяснение, чтобы ему было легче адаптироваться к новой жизни.

Киш внутренне с ней согласился: по идее так и должно быть. И внезапно почувствовал и облегчение, и разочарование одновременно: похоже, Вера права — поездка на Ностальгию ничуть не опасна. Но тогда вся затея с заменой превращается в подростковую выходку. А может, всё-таки прав Марк, и опасность остаётся? Когда два правоведа утверждают противоположное, один из них определённо неправ. Хорошо ещё Шедевр выручил: придумал повезти Толяныча в монастырь, — это хоть как-то спасает дело, придаёт поездке Киша хоть какой-то смысл. Впрочем, сейчас не до этого.

— Но знаешь, что тут ещё интересно? — вернулся он к Варваре. — Вот ты сказала: тебе привет от Марка. А когда именно ты собиралась его передать? У нас шёл процесс, мы регулярно виделись, ты, можно сказать, носила этот привет с собой, но так и не передала. Или ты и не собиралась передавать? Просто пообещала, чтобы не вдаваться в подробности? Или всё же собиралась? Когда?..

Варвара посмотрела на него с обезоруживающей непосредственностью:

— Сейчас, — ответила она почти простодушно и еле вздёрнула плечами: дескать, когда ж ещё?

— Хороший ответ, — оценил Киш и даже слегка рассмеялся столь наивному обману. — Значит, ты заранее знала, что у нас будет «сейчас»! Что ж, это хорошо, я, например, ни о чём таком не подозре… — только произнеся эти слова вслух, он понял их истинный смысл. Ироничные нотки тут же сменились вернувшимся потрясением: — Точно: ты знала!!! Но… как?! Что это было, Варя? Вот этот сеанс телепатии и всё такое? Как это у тебя получилось?

— Не у меня, Киш, — поправила она, — у нас. Оказывается, это возможно. Когда между людьми установлен взаимный ментальный контроль, они могут мысленно общаться, если одновременно вспоминают одно и то же — находятся в одном воспоминании. Честно говоря, я не была уверена, что получится, но, как видишь, получилось. По-видимому, это побочный эффект, который не учли. Предполагается, что если люди идут на ментальный раздел, то они, мягко говоря, не нуждаются в общении друг с другом. Во всяком случае, будут пытаться свести его к минимуму.

Киш почувствовал, как внутри него что-то треснуло — какая-то капсула с ядом. «Я должен научиться любить её и такой», — напомнил он себе, но это не остановило растекание жгучего разочарования.

— Ха! — скорбно ухмыльнулся он, и это было, пожалуй, самое горькое «ха!» в его жизни, — теперь всё ясно. Ты обнаружила в технологии дыру…

— Не дыру — окно, — снова поправила она, — окно, через которое…

— Пусть так, какая разница, — отмахнулся он. — Ты обнаружила в технологии дыру, лазейку, тоннель, окно и, естественно, захотела проверить. А проверить можно было только на мне, верно? Больше же не на ком! Вот ты и затеяла весь этот делёж с адвокатами… Всё сходится. Да, такого я предположить не мог…

Варвара кашлянула.

— Не извиняйся, — поспешно добавил он, — тут сложно было удержаться от искушения. Что ж, мои поздравления! Браво, действительно великолепная работа: великолепная догадка, великолепная реализация… Это произведёт фурор! Браво и ещё раз браво!

— Ты балда, Киш, — вздохнула Варвара. — Это подарок.

— Э-э… подарок?