Книга Душа - Татьяна Брукс

— Надя… Наденька… Надюша…

— … И я не боюсь теперь, что буду тебе в тягость, что тебе придется со мной мучиться, что я не такая, как все.

— Да я и не…

— … не придется, — Надя встала с колен и отошла к окну, — потому что я теперь образованный журналист, здоровая молодая женщина, и этим всем, в большой мере, я обязана тебе. Вернее, тому, что ты меня оставил. И я тебе благодарна за это.

— Благодарна?!

— Да, благодарна. Я встретила много замечательных людей, которые научили меня уму-разуму, я разозлилась на тебя, на себя, встала на ноги, выучилась, и теперь вот, я здесь… работаю…

— Надюша, родная моя, нам теперь сам Бог велел быть вместе…

— … Не придется, потому что мы никогда не будем вместе.

Богдан уже тоже поднялся с колен и стоял возле девушки, не смея оторвать взгляда от её лица.

— Как? Почему мы не будем вместе? Почему?

— Да потому, что так, как было, уже никогда не будет, а по-другому я не хочу.

Богдан оторопел. В комнате повисла оглушительная тишина. Только ходики на стене: тик-так, тик-так…

— Нет, это неправильно! — наконец он заметался по комнате. — Мы же можем дружить! Мы из одного города. Мы знаем друг друга давно. Ты сама только что сказала, что рада меня видеть. Или соврала?

Девушка растянула уголочки пухлых губ в улыбке.

— Нет. Не соврала.

— Ну? Скажи, что мне сделать, чтобы снова завоевать твоё доверие? Как искупить свою вину? Что мне сделать? Как мне доказать?

— Да не нужно ничего доказывать. И искупать ничего не нужно. Ты ни в чём не виноват. Ты делал то, что считал правильным тогда, в той ситуации. Ты влюбился и как порядочный мужчина женился. Что ж тут поделаешь, если ты не в меня влюбился? И вообще, что ты собираешься мне доказывать?

— Да то, Надюша, что я последний дурак. И влюбился я в тебя. Только тогда не мог этого понять. Боялся понять. И не нужен мне никто, кроме тебя. Но чтобы осознать всё, надо было вляпаться в это дерьмо.

Он подошёл к девушке вплотную и нежно обнял её. Она, просунув руки у него под мышками, положила их ему на спину, а голову — на грудь.

— Богданчик, я так испугалась за тебя… Знаешь, мы будем самыми лучшими друзьями на свете. Самыми-самыми, правда? — она подняла голову и заглянула ему в глаза, где плескались темные озёра невыплеснувшихся слёз.

— Правда. Правда, моя хорошая.

«Господи, спасибо тебе. Спасибо за всё».

И он прижал её сильней.

77

Тик-так, тик-так… шло время, а они всё стояли и стояли, обняв друг друга. Но даже подобному счастью рано или поздно приходит конец. Надя отодвинулась от Богдана.

— А тут симпатичненько…

Кухня не отгорожена от жилой комнаты, так, как это бывает в американских проектах. Просторная комната с комфортными креслами и раскладывающимся диваном, обитыми очень мягким голубым материалом. Ребята никогда раньше не видели такой удобной и мягкой мебели. За диваном — довольно большое окно, из которого можно было любоваться звездным небом. Вид потрясающий, и девушка на мгновение замерла, очарованная. И часы-ходики. Интересно, кто их сюда повесил? Они делают этот домик жилым. Слева от кухни вход в спальню с широкой кроватью, тумбочкой и встроенным шкафом из светлого дерева.

Они разложили диван, и Надя забралась на него, подогнув под себя ноги. Богдан укрыл девушку пледом и умостился рядом. Они проговорили всю ночь. Уставшие, не желали терять ни одной минуты времени, чтобы отодвинуть рассказ о том, как они жили всё это время друг без друга, — у них было всего три дня. И у Богдана, и у Нади создалось такое впечатление, что они всегда были такими, как сейчас, и никогда не разлучались.

Наконец Богдан спросил:

— Скажи, Надюш, а зачем ты сюда приехала?

— Когда я только услышала, что случилось, то сразу решила: получу диплом и поеду. Я же журналист. А журналист всегда должен быть на передовой. А если честно, мне кажется, что меня Душа позвала.

— Но ведь это же опасно? Тем более находиться здесь так долго. Как Душа может подвергать тебя такой опасности? Ты, наверное, её неправильно поняла. Тебе не страшно?

— Опасности, Богдаш, подвергается моё тело. А она о теле не заботится. Ей важно, чтобы ты справился со своими страхами и сомнениями, с ненавистью и завистью — с тем, что нас губит. А ты? Ты приехал почему? Тоже, наверняка, по зову сердца? Или нет?

— Хм, наверное, ты права…

— А потом, кто-то же должен? Почему не мы? Вот смотри, — Надя легко вскочила с дивана и, пошатнувшись, но быстро обретя равновесие, побежала в спальню, куда отнесла свои вещи. Оттуда вышла с тяжёлой папкой, из которой топорщились в разные стороны фотографии, так их было много.

— Вот фото, сделанное из окна вертолёта. Это в первый день, когда я приехала. Мы пролетали над реактором, который всё ещё кажется слегка затуманенным из-за высокого уровня радиации. А вот разрушенный 4-й реактор. Я его сняла с крыши третьего энергоблока. Вон там, видишь: «Вася» и «Петя» — мы тут всех, кто выполнял эту работу, так называли — всех по именам ведь знать не можешь… Они подбирают радиационные обломки. Вот тут, видишь? Как ты думаешь, Богдан, им было не страшно?.. А это группа ликвидаторов смывает радиоактивную пыль с домов и улицы. Думаешь, им не страшно?.. Вот этого молодого парня, он был учителем математики в Чернобыльской школе, увезли в больницу на следующий день после того, как я сняла его. Он был «Васей-Петей». Умер. Его не смогли спасти… А эта молодая и красивая женщина на БТР, Татьяна Балюн — маршал бронетанковых войск 30-километровой зоны…

А вот… А вот… А вот… Так скажи мне, мой милый, чем я хуже? Я журналист. И мой долг — рассказать миру о героях, которые жертвуют своим здоровьем и даже жизнью, чтобы спасти всех остальных. Да что я говорю, ты ведь и сам сюда приехал. Ведь не на прогулку…

Богдан молчал. Казалось, даже ходики стали отсчитывать минуты медленнее и совершенно бесшумно. Он слушал эту отважную девушку и вспоминал время, когда она была слабой, обиженной, разочаровавшейся в ещё не успевшей толком начаться жизни, девочкой в инвалидном кресле. Когда они с Костей искали её под дождём и нашли вусмерть пьяную под кустом боярышника. Когда он ночевал у неё и боялся сказать лишнее слово, сделать лишнее движение, чтобы не обидеть. Он не понимал, как так получилось, что он, сильный здоровый мужик, приехал сюда, чтобы искупить свою вину, а она — по зову души? Откуда у этого маленького покалеченного цыплёнка взялись силы подняться, а он, здоровый бугай, чувствует себя ущербным? Да, она права, не могу я стать ей мужем. Как минимум, пока. Я её не достоин…

— Надя, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты тогда приехала ко мне. Зная тебя, трудно представить, как ты на это решилась… но если бы не ты, мне бы не выжить.