Книга Путь к золотому дракону - Лариса Телятникова

— Глупая ты, Ратори! — ворчит женщина.

Она сгорбилась, потолстела и постарела; в черных волосах пробилась седина, на лице появились морщины, а на руках — старческие пятна. Такой я и помнила ее — не хватало только шали, вечной черной шали в крупных цветах, и трубки из вишневого дерева.

Но все это только маска; и, глядя сквозь нее, я ясно вижу прежнюю владычицу с лунным венцом на челе. Фэйри не способны меняться, особенно фэйри из Высочайшего Дома.

И глаза у нее все те же — зеленые, как весенняя трава.

— Глупая ты, Ратори! — звучат слова, сказанные двадцать лет назад. — Не облака это, а горы.

Это Даркуцкий кряж.

Это судьба.

…Ах, до чего же хорош молодой князь — так хорош, что и глаз не отвести! В плечах широк, в талии тонок; пальцами, говорят, монетку свернуть может, да сама Ратори не видела, врать не станет! Вот опять скачет по дороге от замка — на гнедом коне, в зеленом кунтуше, а волосы так на солнце и горят!

Все они, Леснивецкие, рыжие — порода такая. Но этот и вовсе огненный. Не смотри, Ратори, отвернись! Не к добру это!

Не отвернулась. Смотрит из-под руки; а князь все ближе. Что он видит оттуда, из седла? Стоит у дороги ромка; волосы черные, кольцами вьются; на шее — ожерелье из ягод, а за ухом — желтый цветок.

Проезжай мимо, ваша милость! Что же ты, красавиц не видел? Или княжон за тебя не сватали? Проезжай!

Не проехал. Остановился. Смотрит сверху вниз. Ох, глаза у девчонки! Ну и глаза! Будто два черных озера в глуши.

— Чья ты, красивая? — спрашивает пан Янош, князь Леснивецкий, воевода даркуцкий.

— Чья? — смеется Ратори. — Отца да матери!

— Яльга! Яльга, чтоб тебя! Да просыпайся уже!

Долго табор стоял у Даркуцких гор. Вот подули с севера холодные ветра, вот уж изморозью прихватило траву в предгорьях; скоро должен был лечь снег, но однажды ночью ромы снялись и ушли на восток.

Князь выслал в погоню своих людей, но люди эти вернулись ни с чем. Табор будто сквозь землю провалился — никто не видел ни ромов, ни их кибиток, ни даже пыли из-под их колес. Никто не видел девушки Ратори, а все, что осталось у князя, — это пригоршня сухого бересклета, нанизанного на суровую нитку.

Несколько недель его милость пан Янош был зол, как рысь. Челядь пряталась по углам, войско — и то остерегалось, но на тридцатый день в замок приехал лучший друг князя, пан полковник Анджей Раднеевский. Горе утонуло в бочонке белого аль-буянского, а через полгода князь женился на Агнешке Змицувне из подгиньских Змицей.

Брак оказался удачным: пани княгиня родила Яношу двоих сыновей.

…И снова все та же женщина — еще больше постаревшая снаружи, раненная изнутри. Плечи ее поникли, в руке не дымит трубка вишневого дерева. Молча — очень долго — стоит она у колыбели, в которой возится новорожденная девочка. Рыжая, как отец. Зеленоглазая, как все фэйри. В ней почти ничего нет от матери, разве что подбородок такой же острый.

Женщина снимает шаль и накрывает ею ребенка. Под ее ногами сама собой вспыхивает лунная дорога. Стены шатра распахиваются в пустоту: пахнет травой, и далеким морем, и далекой страной, равно отстоящей и от добра, и от зла. Шаг, другой, третий… чем дальше она идет, тем моложе становится, и вот уже над ее головой, возникнув из пустоты, кружит ночная птица.

А девочка в колыбели смеется, пытаясь засунуть в рот кулачок. На ее руке позвякивает подвесками простенький железный браслет.

2

Все было не так. И зачем им вздумалось идти через этот Драконий Хребет!..

Сигурд в сердцах стукнул кулаком по еловой подстилке. Волк и Арведуэнн! Будь он хоть немного поумнее белки, догадался бы, что горы можно обойти! Если сделать большой крюк к югу, попадешь в эльфийские леса. Остроухие — те еще соседи, но своих не выдают. Все едино бы к конунгу попали, разве что на месяц попозже!..

Оборотень и думать забыл про КОВЕН, буквально наступавший им на пятки. Да что такое этот КОВЕН?! С магами можно хотя бы сразиться, а что ты сделаешь с немочью, которая одолевает Яльгу вот уже который день подряд?

Он покосился на подругу. Яльга, разумеется, спала — в последнее время она с головой заворачивалась в плащ, и Сигурд не видел ее лица. Стыдно признаться, но он был этому только рад. Оборотень считал себя храбрым, он не боялся ни живых врагов, ни мертвых, но смотреть на спящую Яльгу…

Может, именно оттого, что она не была ни мертвой, ни живой. А может, оттого, что он был бессилен это изменить.

И Эгмонт тоже хорош — проку с него шиш, а еще магистр называется! Упыря завалить — много ума не надо, для этого вполне достаточно доброй оборотничьей стали! Который день над Яльгой колдует, декоктами какими-то пичкает, — а ей все только хуже и хуже… Раньше хоть злилась да ругалась, а теперь только молчит. И не ест почти ничего, воду пьет — уже славно.

— Слышь, Эгмонт… — почти безнадежно обратился Сигурд. — Может, Яльга хоть меду поест? У меня тут есть маленько, Ардис дала… а болящим самое то, питательное…

Маг, который в последнее время приобрел отвратительную привычку пялиться в пустоту и разговаривать сам с собой, с минуту молчал, потом все-таки развернулся и мрачно произнес:

— Ты ей еще молока налей.

Яльга зашевелилась и тоскливо вздохнула во сне. Оба друга насторожились.

— Чего нет, того нет, — обиделся Сигурд. — Я к тебе по-хорошему, а ты…

Эгмонт резко поднялся на ноги и заходил по поляне.

— Она уходит, Сигри! — яростно сказал он. — Она уходит, и я ничего не могу с этим поделать! Полукровок не бывает, это закон — и вот теперь этот закон исполняется прямо у нас на глазах! С каждым мигом в ней все меньше человеческого, и я боюсь того момента, когда она откроет глаза — и они будут зелеными!

— Они у нее и так зеленые, — справедливости ради буркнул Сигурд. Он прекрасно понял, что маг имеет в виду.

Рихтер нарезал еще несколько кругов по поляне.

— Я третью ночь не устанавливаю защитного круга. Что проку опасаться фэйри, которые придут извне, когда фэйри находится рядом с тобой? Только Яльгу мучить зазря… Что мне делать, Сигурд? Что мне делать? — Он остановился и с каким-то загнанным видом уставился в небо. — Боги, драконы — хоть кто-нибудь, — укажите мне путь!

Сигурд хмуро покачал головой. Эгмонт редко обращался к богам — на памяти оборотня это вообще был первый раз — и, очевидно, плохо знал, как именно нужно складывать молитву. А уж здесь, на Драконьем Хребте, в самом сердце мира… позовешь «хоть кого-нибудь» — «хоть кто-нибудь» и откликнется.

Не приведи Арведуэнн, Яльга проснется.