Книга Умница, красавица - Елена Колина

Соня легко бегала по квартире, складывала вещи. Анто-шина сумка уже собранная стояла в прихожей.

– Что-то на первое время набралось ужасно много, – пробурчала Соня, ткнув ногой огромную сумку, из которой торчали красная куртка от спортивного костюма и теннисная ракетка.

Она вытащила ракетку, мельком, без сожаления подумав, что с теннисом в Москве придется погодить, пришла к Антоше, села напротив него и смущенно потупилась, собираясь начать классический разговор на тему «ты все поймешь, когда вырастешь».

– Знаешь, что я понял? – спросил Антоша довольно важно. – Что плохим быть значительно лучше, чем хорошим.

ЛУЧШЕ БЫТЬ ПЛОХИМ – так считал Антоша, теоретически. Лучше – в смысле самому себе лучше, выгоднее. Плохие гораздо большего в жизни успеха добиваются, чем хорошие. И вот еще почему лучше быть плохим: если ты плохой, тебя никто не обидит. Плохой сам всех обидит, или плохому любые обиды нипочем. И еще плохому лучше, потому что он никого не жалеет и не расстраивается.

– Но ты же САМ хороший, – нежно возразила Соня, – когда ты был маленький, ты плакал, если в сказках кому-то было плохо или если на даче мышка в мышеловку попала. А это никуда не девается – если человек в детстве хороший, то он и дальше хороший.

– Ну что же делать, – по-взрослому печально сказал Антоша, – тогда мне не повезло… Зато я от насекомых перешел к животным… Как ты думаешь, Бог специально сделал, чтобы жираф ТАК выглядел, или это у него случайно получилось?

– Да… нет…

– Вот ты сама, неужели ты правда считаешь, что человек со своей душой произошел от обезьяны? А не Бог его создал? И жирафа?

– Многие считают, что Бог – это просто воплощение всего лучшего в человеке.

Когда-то Соня читала маленькому Антоше Библию, разглядывала с ним вместе иллюстрации Доре и в Эрмитаже, водя его от картины к картине, подробно пересказывала библейские сюжеты, но на прямой вопрос, верит ли она в Бога, всегда отвечала как-то застенчиво, словно сама не знала. Да она и не знала.

Соня медлила, пытаясь подобрать слова, и, поняв, что любые слова прозвучат пошло и глупо, застенчивой скороговоркой сказала:

– Антоша, я полюбила одного очень хорошего человека, он врач, живет в Москве, и… Ты его видел, помнишь?.. И мы с тобой теперь тоже будем жить в Москве, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Антоша, – ты не бойся, это очень хорошо.

– Почему? – растерянно спросила Соня, не успев удивиться.

– Потому что каждый человек может полюбить, кого хочет.

– Антошечка, тебе кто-нибудь что-нибудь говорил?

– Да. Бабуля.

– Что? – затаив дыхание спросила Соня, притянув Антошу к себе.

– Что если человек любит женщину, то полюбит и чужого ребенка, то есть меня, – вспомнил Антоша, – и что ребенку будет еще лучше, потому что у него будет больше людей, которые его любят. То есть меня. Она права?

– Да, – вздохнула Соня, – да, да… все правильно.

– Знаешь что? Пусть мне лучше будет хуже.

Соня не поняла, уткнулась ему в ямочку на шее, поплыла от родного запаха, все еще сладкого, все еще детства… а когда поняла, то все равно не понимала. ЕЕ РЕБЕНОК, ее Антоша, солнышко, зайчик, мальчик любимый, у них все еще одна душа на двоих…

Ее СОБСТВЕННЫЙ ребенок?..

Соня засмеялась – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!.. Она все смеялась и смеялась, не могла остановиться, и ее смех был похож на короткое рыдание. Почему, почему, ПОЧЕМУ?

– Почему, Антоша? Ты меня разлюбил, Антошечка? – Они так и сидели, прижавшись друг к другу, Соня не могла ни на секунду выпустить его из своих рук. – Мой любимый, мой хороший, ты все-таки осуждаешь меня, да?

– Ты что, – испугался Антоша, – просто… Папа, он такой, как будто ему любовь не полагается… Но он же не виноват, что он такой!.. Пусть у него хотя бы что-то от нас останется, например я. Не сердись. Не сердишься?

Соня еще несколько раз переспрашивала, уточняла, требовала еще подумать… Она не могла поверить, что все это происходит с ней и с Антошей, словно немой статист внезапно стал играть главную роль, словно перед ней был не ее трогательный малыш, а взрослый человек, который предательски обманул ее ожидания. Она все пыталась Антоше объяснить, уговорить, как делала, когда сын был совсем маленьким, и даже вскрикнула что-то грозное и жалкое одновременно, за что потом долго было стыдно…

Но сейчас Соне ничуть не было стыдно. Она не замечала, что Антоша давно уже плачет вместе с ней, объясняла и уговаривала, и замолчала, прижав его к себе, только когда увидела, что Антоша вытирает локтем слезы.

– Ну, конечно, солнышко, конечно, ты останешься с папой, если ты так решил, если ты так хочешь… и я с тобой останусь. Неужели ты мог подумать, что я… что мы с тобой…

И еще раз почти равнодушно, словно смотря на себя со стороны, удивилась – у Антоши, малыша, которому она утыкается в шею и чьим запахом детства дышит, как у всякого человека, есть своя правда, свои решения и своя жизнь.

Анна Каренина мучилась, боялась, что ее сын осудит ее за то, что она бросила его отца, – когда вырастет. Все Антошины слова о том, что папа не виноват, что он такой, – туманное детское философствование… Суть от этого философствования не меняется – ее сын Антоша уже вырос и уже ее осуждает. Все.

В квартире висела удушающая тишина, тянула Соню за собой, как будто тащила в подземную глубину, на дно морское…

Она зачем-то бродила из комнаты в комнату, а потом прилегла на диван в детской, – как будто Антоша мог куда-то исчезнуть, свернулась в клубок, чтобы скоротать тишину.

…Все ли расплачиваются дважды, один раз в реальности, а другой отчаянием в них самих?.. И что делают эти все, если у них вдруг оказывается БОЛЬШЕ боли, чем они могут вынести? И тихо пропела себе в подушку старую детскую песенку:

Влез котик на плотик и поморгал. Хороша песенка И не долга…

Ну, и заснула, конечно.

Когда хмурый Головин пришел домой, в полной уверенности, что у него нет больше ни жены, ни сына, тишина в квартире показалась ему странной. Это была какая-то живая тишина. В прихожей так и осталась большая Сонина сумка и сумка поменьше, Антошина.

Вышла заспанная Соня и спокойно, четко, как младший товарищ старшему, сказала – она ждет ребенка от любимого человека, она собрала вещи – вот, сумка. Антоша хочет остаться дома, с ним. Она не оставит Антошу, ни на день, ни на минуту, ни за что. Она не знает, что ей делать. Пусть решит он.

Антошино желание остаться с ним показалось Головину нелогичным, скорее глуповато-наивным, чем лестным, таким же, как сам Антоша. Что же касается бывшей жены: он цивилизованный человек, а цивилизованные люди не выгоняют беременную женщину ночью на мороз, как в бульварных романах. Но и он вправе рассчитывать на ответную порядочность. Он надеется, что она разрешит эту неловкую ситуацию по возможности быстро и тактично. Так сказал жене Алексей Юрьевич и остался вполне доволен своим благородством.