Книга Линкор "Шарнхорст" - Альф Якобсен

Перед нами возвышался корпус — огромная серо-коричневая оболочка. Линкор перевернулся и лежал днищем вверх, его ось была направлена с северо-востока на юго-запад. ROV медленно двигался вдоль киля, и мы увидели трещину шириной примерно в дюйм. Стальной корпус раскололся по всей длине — видимо, в момент удара о дно. Даль сказал: «Когда такая стальная махина весом 30 000 тонн ударится о дно со скоростью 30 километров в час, может случиться что угодно».

Аппарат переместился к корме, и мы увидели два руля и три гребных винта; эти винты, имевшие изящные 5-метровые лопасти, были рассчитаны на высокие скорости. Как выразился Гёдде? «Они пронесли нас через много океанов». Во время отчаянной попытки оторваться от погони главный инженер Кёниг заставил винты вращаться быстрее, чем когда-либо ранее, и все-таки скорости не хватило. Винты не были повреждены; они все еще вращались, когда корабль скрылся под волнами. Был перебит паропровод, и котлы перестали работать. В момент потопления «Шарнхорст» полз со скоростью 4 или 5 узлов.

Возникал вопрос — что же все-таки было причиной рокового падения скорости? Почему скорость упала с 30 до каких-то 22 узлов? Ведь именно благодаря этому внезапному падению скорости британским эсминцам удалось догнать линкор всего за пятнадцать минут. Это и было начало конца. Мы видели зияющие пробоины в бортах, по-видимому, это были места попадания бронебойных снарядов. Однако мы видели и нечто другое: вся кормовая часть за рулями была оторвана. В этом месте от палубы до киля зияла пустота. По-видимому, все это пространство в течение нескольких секунд, тонна за тонной, заполнила ледяная морская вода. Я вспомнил, что говорилось в официальном отчете: вода залила кормовые отсеки, из-за чего туда не могла проникнуть аварийно-спасательная команда. А затем наглухо задраили водонепроницаемые двери. Двадцать пять матросов из машинного отделения оказались запертыми. Притц сказал: «Однако потонул корабль не из-за этого. Это только объясняет, почему он остановился».

Арне и Роджер осторожно вели подводный аппарат к корме, вдоль левого борта корпуса. В некоторых местах между верхней палубой и морским дном были просветы в один-два метра. Мы видели артиллерийские установки — спаренные 10,5-см пушки и 15-см орудия, а также трубы торпедного аппарата, развернутого в конце боя. Однако мы увидели и еще кое-что. Стволы вторичной артиллерии находились в походном положении, т. е. были развернуты в сторону кормы, как будто из этих орудий вообще не стреляли. И опять я вспомнил официальный отчет. Там говорилось об ожесточенных спорах между старшими артиллеристами и было сказано, что прислуге приказали идти в укрытие. Таким образом, получалось, что наиболее эффективные орудия ближнего боя вообще не участвовали в сражении, и это была одна из причин того, что эсминцам удалось подойти на дистанцию всего 1800 метров.

Перед нами были трубы торпедного аппарата, который, не обращая внимания на тучи осколков, из последних сил пытался развернуть к бою лейтенант Боссе, но безуспешно. В отчете говорилось, что из трех выпущенных торпед две просто упали в море, а третью заклинило в трубе. Однако мы ясно видели, что в трубах оставалось две торпеды. Это означало, что либо сведения, приведенные в отчете, ошибочны, либо Боссе удалось каким-то образом перезарядить торпедный аппарат и произвести еще один залп, что представляется маловероятным. Истину мы никогда уже не узнаем.

Однако наиболее драматическая картина была впереди, ее мы увидели, когда начали обследовать носовую часть и подводный аппарат подошел к мостику. Арне Даль вдруг сказал: «Посмотрите внимательно, тут что-то странное. Носовая часть вообще отсутствует». Он был прав. «Шарнхорст» разломился на две части как раз в том месте, где был расположен капитанский мостик. Фактически вся носовая часть была уничтожена и превратилась в кучу металлолома, которая лежала под углом в 90 градусов по отношению к остальной части корпуса. И вновь я вспомнил, что рассказывали Бакхаус и Бекхофф. Когда они оказались в воде, то услышали два или три мощных взрыва, напоминавших подводное землетрясение. Они ощутили колоссальное давление ударной волны на нижнюю часть тела. Бакхаус думал, что взорвались котлы. Однако на самом деле взорвалась вся носовая часть корабля. Видимо, при торпедном залпе было попадание в районе мостика, которое вызвало цепную детонационную реакцию. Вполне возможно, что взорвался артиллерийский погреб башни «A», в результате чего «Шарнхорст» и пошел на дно. Это был «счастливый» корабль, но даже счастливый корабль не мог выдержать взрыв такой силы.

Зрелище было ужасное. Корпус был весь пробит и искорежен, как какая-нибудь жестянка, от брони толщиной до 32 сантиметров остались только фрагменты. Мы заметили обрывок цепи носового якоря вместе с передней частью кильсона. Разрушения были колоссальными. Все это напоминало немую версию «Армагеддона».

Затем ROV двинулся к северу. Мы обнаружили отломившуюся кормовую мачту, видели «воронье гнездо», пост наблюдения, который был, по существу, слепым в мрачной темноте полярной ночи. Недалеко от этого места лежал перевернутый 10-метровый дальномер, его рукояти, обращенные вверх, напоминали руки, поднятые при отчаянном крике с просьбой о помощи. Однако картинка на экране не могла рассказать обо всем. Когда «Шарнхорст» тонул, никого из дальнометристов уже не было в живых.

Еще дальше в направлении к северу лежали обломки надстройки — именно здесь Генрих Мюльх провел последние часы своей жизни. Мы видели трапы, по которым вверх и вниз пробегали сотни матросов за четыре года войны. Тут же находился пожарный шланг. Его так и не использовали — он по-прежнему был аккуратно свернут в кожухе. Еще дальше лежала оторванная кормовая часть, были ясно видны места сочленения дубовых досок обшивки, как будто разрезанных паяльной лампой.

И, наконец, мы увидели большой прожектор, установленный на мостике; он напоминал огромный безжизненный глаз, направленный вверх и тщетно пытающийся разглядеть поверхность моря, его стекла были целы. Я вспомнил, что Гельмут Бакхаус рассказывал, что очутился именно у этого прожектора.

Никаких человеческих останков мы не обнаружили. Ничто не напоминало о том, что корабль когда-то был домом для почти двух тысяч человек. Бей, Хинтце, Виббельхоф и остальные по-прежнему находились в своем стальном саркофаге. Тех, кому Хинтце и Доминик помогали перебираться через поручни, унесло ветром и волнами; они тоже нашли успокоение в Ледовитом океане, подобно тысячам других моряков, которых поглотило безжалостное море.

Мы благоговейно продолжали обследовать останки, испытывая ужас от увиденного. Мы решили ничего не трогать. «Шарнхорст» представлял собой военное захоронение. Те, кто служил и погиб на его борту, в большинстве своем были молодыми людьми: они оказались жертвами неумолимой логики войны, они выполняли свой долг и погибли, продолжая выполнять его.

Было уже почти десять часов вечера. Я стоял на крыле мостика и наблюдал, как огни поднимающегося подводного аппарата становятся все ярче — желтое пятно на фоне темно-синей поверхности моря. Ветер прекратился, но начал моросить дождь. Вокруг нас воцарилась полная темнота. Я испытывал огромное чувство облегчения, смешанное с грустью. Учитывая условия, в которых я вырос, мне казалось, что я могу понять чувство страха, которое испытывал экипаж «Шарнхорста», а также и его чувство долга. Может быть, это звучит самонадеянно, пусть так. Я обследовал морские глубины и увидел тайну, которую они скрывали. То, что я обнаружил, не могло меня радовать, но я, наконец, успокоился. Я понял, что теперь знаю несколько больше и, следовательно, могу многое простить.