Книга Александр Македонский - Поль Фор

Даже обожатели Александра, те, благодаря которым Арриан создал свой «Анабасис», не смогли удержаться от того, чтобы не выразить сожаление по поводу алкоголизма со столь тяжкими последствиями. Умертвив Клита, убийца долго рыдал, он хотел умереть, отказывался есть… и пить, и потребовалось немало различных ухищрений, в том числе философских (этим занимались Каллисфен и Анаксарх), — не для того чтобы излечить его, но чтобы оправдать в собственных глазах: «И он-то страшится человеческого закона и порицания людей! Да ведь это ему самому, одержавшему победу, чтобы властвовать и повелевать, подобает быть законом и мерой справедливости, а не идти в рабство пустому мнению» (Плутарх «Александр», 52, 5). Наиболее взвешенную и человечную интонацию мы встречаем в этой связи у Арриана, который пишет: «Мне жаль Александра в этом несчастье, поскольку в тот раз он оказался побежден сразу двумя пороками, даже одному из которых не подобает уступать разумному мужу, а именно гневом и пьянством» (IV, 9, 1).

От привычки, приобретенной в северных сатрапиях, уже невозможно было избавиться. Свадьбы и пиры в Бактрах, где зимой 328/27 года произошел арест Каллисфена, отказавшегося осушить «большой кубок Александра» и пасть ниц (Плутарх «Застольные беседы», I, 6, 1; «Александр», 54, 5), стали поводом для грандиозных попоек, за которыми в скором времени последовали те, что были связаны с вступлением в Индию, где, согласно источникам Квинта Курция Руфа, Клитарху и Мегасфену, «жены (царей) устраивают пиры; они же подают вино, которого индусы употребляют немало» (Курций Руф, VIII, 9, 30). И в самом деле, из долины Кунара (в античности Эваспл), который отделяет Афганистан от Пакистана, завоеватели поднялись по нему вверх и по долине Пеша проследовали вплоть до Нисы (Вама в Кафиристане). Здесь еще и поныне показывают «следы» Александра: виноградник, священный сад, площадку для жертвоприношений, изготовленный из цельного камня пресс, каменные чаны для брожения вина — творения бога Индры, в честь которого кафиры, или «неверные», еще в прошлом веке справляли праздник в начале ноября. Македоняне, которые уподобили Индру, отца винограда, — Дионису, своему богу вина, название города Ниса (возможно, нынешний Нишей) и дальнюю гору Меру (Кох-и-Мор) — местам, где Дионис провел юность, предались вместе с местными жителями вакханалиям, пляскам и попойкам, которые не стоит недооценивать. Однако едва подошли к концу эти праздничные шествия (κώμος), как македоняне устремились к Массаге-на-Свате (Чакдара), где перебили 7 тысяч человек, несмотря на достигнутые с ними условия сдачи.

Восточные сатрапии и Индия.

Вплоть до Кармании почти не встречается упоминаний о новых попойках. Однако все одержанные в Индии победы, все договоры, заключенные с побежденными царями, все основания Александрий, военных поселений, памятных алтарей на краю познанного мира, все жертвоприношения на реках и на море Александр сопровождал обильными возлияниями. Если литературная традиция их не упоминает, то лишь потому, что они стали привычкой и необходимостью, особенно для человека, которого подхалимы, а возможно, и он сам сравнивали с индийским Дионисом или просто с Дионисом, сыном Зевса, столь близкого грекам и македонянам. Нет никакой причины ставить под сомнение тот факт, что армия, которая оправлялась от перенесенных лишений в Пуре (Бампуре), в Хану на Рудбаре (будущая Александрия Карманская) и в Саидабаде, столице Кармании, по крайней мере на протяжении семи дней справляла победу своего Диониса и что Александр председательствовал здесь не на праздничной процессии и не на маскараде, а на настоящих оргиях, будучи более пьян и безумен, чем когда-либо, потому что он против всяких ожиданий спасся от катастрофы, которую сам же и накликал. Отметим, что от Гедросии и до Сузианы празднества чередовались с преданием смерти наместников, обвиненных во всяческих злоупотреблениях.

Вслед за этим ход событий ускорился. Весной 324 года в Сузах, «придя от погребального костра (индусского философа Каланы), Александр созвал на обед многих друзей и вождей. Здесь он устроил состязание, кто больше выпьет, и назначил победителю венок. Выпивший больше всех Промах вышел на четыре хоя (ок. 13 л) и получил в награду венок весом в талант, однако прожил после этого только три дня. Из прочих же, как сообщает Харет, умер 41 человек, поскольку после пьянки наступила большая стужа» (Плутарх «Александр», 70, 1–2; что подтверждают Афиней, 437а-b и Элиан «Пестрые истории», II, 41).

Тот же источник, если его можно так назвать, а именно управляющий царским двором Харет, повествует об устроенных в Сузах свадьбах, после которых царь и его военачальники погрузились в беспробудное пьянство и прочие излишества. Центральный акт этих совершавшихся одновременно 88 или 89 браков, когда сам царь женился на двух царских дочерях, в соответствии с персидским обычаем состоял в питье неразбавленного вина из одной чаши. На протяжении пяти дней весной 324 года в Сузах продолжался праздник, поскольку по случаю сближения двух аристократий, персидской и македонской, Александр устроил угощение для македонских солдат, взявших в жены азиаток, а таких, судя по всему, были тысячи, «и каждый получил в подарок золотую чашу для возлияний» (Плутарх «Александр», 70, 3). Надо ли доказывать существование связи между этими достопамятными свадьбами и изданным в Сузах указом, в котором утративший всякую меру Александр требовал от всех греческих городов, чтобы его называли «сыном бога Амона» и в соответствии с этим оказывали ему божественные почести?

В октябре 324 года был затеян новый пир в Описе, в 30 километрах к югу от современного Багдада: царь в окружении высших военачальников и представителей знати обоих народов «черпал из одной чаши со всеми и совершал одни и те же возлияния», выражая пожелание, «чтобы между македонянами и персами воцарилось единомыслие и общность власти» (Арриан, VII, 11, 8–9); это был прощальный пир накануне отправки демобилизованных солдат под предводительством занемогшего Кратера и Полиперхонта. Празднества, устроенные на широкую ногу месяцем спустя в Экбатанах при участии сотен атлетов и артистов, и тоже с грандиозной попойкой, завершились совсем скверно: задушевный друг царя Гефестион, у которого начался приступ лихорадки, вопреки рекомендациям врача, принялся есть «и выпил большую чашу охлажденного вина, после чего ему стало плохо и вскоре он скончался» (Плутарх «Александр», 72, 2).

С этого момента Александр словно обезумел. С большим трудом удалось оторвать его от трупа. Начал он с того, что велел посадить на кол врача Главка. Он запретил всякую музыку, в знак траура приказал остричь гривы и хвосты всех лошадей и мулов, распорядился посбивать зубцы с крепостных стен окрестных городов, объявил траур на всей территории империи и послал вопросить оракула Амона в египетской пустыне, следует ли почитать Гефестиона как героя или как бога. Александр поручил Пердикке с большими почестями доставить набальзамированное тело покойного в Вавилон. И между тем как придворные состязались в лести, прикидываясь, что верят в вечное присутствие между ними покойного, Александр искал забвения в охоте на людей: прямо посреди зимы он провел карательную экспедицию против горных жителей Луристана, убивая всех, кто попадался ему на глаза, — как передают, тысячи и тысячи касситов. То были жертвы, предложенные в качестве приношения возлюбленному Гефестиону.