Книга Жар предательства - Дуглас Кеннеди

– То есть вы готовы рискнуть? Мне бы не хотелось подвергать вас опасности.

Он снова пожал плечами и сказал:

– Две тысячи дирхамов за то, что я отвезу вас в Марракеш. D'accord?

На мой взгляд, это была вполне разумная цена, ведь, если меня поймают, ему тоже не поздоровится.

– Согласна. Только для начала мне нужно будет продать в Марракеше свои украшения. Я с вами обязательно расплачусь. Обещаю.

Он снова пожал плечами. Потом произнес:

– D'accord.

– Сколько, по-вашему, мы будем добираться до Марракеша?

Аатиф задумался на мгновение.

– Три дня.

– Три дня! Но ведь из Уарзазата на машине туда ехать всего несколько часов, а до Уарзазата отсюда, должно быть, часов семь.

– Я по пути забираю товар, который потом отвезу на сук в Марракеше и продам знакомому торговцу. Придется делать много остановок, много людей зависит от меня. Как и ваши друзья здесь.

– Но… если мы будем в дороге три дня, где мы будем ночевать? У меня нет денег на отели и еду.

– На отели у меня тоже денег нет. В багажнике лежат две постельные скатки. Ночевать будем в машине.

Мне это совсем не нравилось. Я многозначительно посмотрела на Идира, взглядом спрашивая, можно ли доверять этому человеку. Он быстро кивнул. Аатиф заметил наш немой диалог и, почти не глядя на меня, произнес:

– Вы будете в безопасности.

– Хорошо.

Следующие десять минут Идир с Иммельдином загружали в «ситроен» коврики, кружевные салфетки и мужские шапочки, которые заняли всего десятую часть багажника. Я видела, что Идир ведет торг с Аатифом, явно надеясь, что тот в следующем месяце привезет им за изделия хорошие деньги. Судя по тому, как он хлопал себя по карманам и показывал на бедный огород, разбитый под одним из деревьев, его семья остро нуждалась в деньгах. Как же я жалела, что у меня нет 5000 дирхамов, которые можно было бы вытащить из кармана и отдать им прямо сейчас.

– Когда я доберусь до Марракеша и продам свое кольцо, – сказала я Идиру, поднимая ладонь, – я попрошу Аатифа, чтобы он часть денег привез вам.

Идир тут же замахал руками:

– Мы приютили вас, потому что вы нуждались в помощи. Вы ничего нам не должны.

– Даже не знаю, как вас благодарить…

Идир снова замахал руками, но потом подумал немного и едва заметно поклонился в мою сторону. Наима стояла рядом с ним. Он коснулся подковки на цепочке, что девочка теперь с гордостью носила на шее, и опять поклонился мне.

Аатиф захлопнул багажник. Все, пора ехать. Титрит, снова заплакав, ненадолго привлекла меня к себе. Майка, казалось, тоже едва не плакала, но было видно, что она твердо решила не давать волю слезам. Когда она стиснула мое плечо, я заметила, что правую руку она сжимает в кулак, демонстративно давая понять, что она одобряет мой поступок – то, как я дала отпор своим обидчикам. Наима посмотрела на отца, взглядом спрашивая у него разрешения, и подбежала ко мне. Я опустилась на корточки. Она нежно-нежно поцеловала меня в обе щеки. Что любопытно, в глазах ее не было слез, она ничем не выдавала своего горя, которое захлестнуло всех нас, женщин, в палатке, ненадолго ставшей моим прибежищем. Здесь, в присутствии отца, дедушки и гостя, она сознавала, что должна сдерживать свои чувства. В следующую минуту Наима бегом вернулась к отцу и подняла к нему лицо, ожидая одобрения. Он похвалил ее одним из своих характерных кивков.

Мне Идир тоже кивнул на прощание. Как и Иммельдин.

– Поехали? – спросил Аатиф. Теперь кивнула и я.

Спустя мгновения я уже сидела в «ситроене». Три женщины встали у окна с моей стороны. Аатиф сел за руль, захлопнул за собой дверцу, повернул ключ зажигания и рывком тронул машину с места. Мы начали выезжать из оазиса. Я поймала взгляд Наимы. Она вскинула руку, стараясь казаться храброй. Укрытая паранджой, я заплакала. Дочь, о которой я всегда мечтала. Дочь, которой у меня никогда не будет. Чудесная девочка, которую я больше не увижу.

Когда Аатиф отъехал ярдов на сто[125], к краю оазиса, я еще раз оглянулась на маленький клочок якобы пахотной земли, затерявшийся в бескрайней песчаной пустоте. Весь их мир. Который на время и для меня стал целым миром. Теперь же мне предстоит выживать в недобром мире, что лежит впереди.

Подпрыгнув на ухабе, мы проехали через каменную арку, отделявшую оазис от пустыни. Аатиф потянул рычаг и сказал:

– Полный привод. Иначе здесь не проедешь.

Мы покатили по пустыне, следуя по едва заметной колее, оставленной колесами ранее проезжавших машин. Через минуту я вытянула шею, силясь разглядеть оазис. Но он уже исчез. Его блеклая стена слилась с обесцвеченным горизонтом.

В салоне царил беспорядок: обивка сидений разодрана, на полу мусор, лобовое стекло забрызгано песком и усеяно дохлыми мухами, пепельница забита окурками. И жара несусветная. Я опустила стекло со своей стороны. Этого делать не следовало. Поскольку автомобиль уже набрал скорость, песок, фонтаном вылетавший из-под колес, полетел в окно. Аатиф тут же сбавил ход.

– Паранджу можно снять, – сказал он.

– Точно?

– Я ничего против не имею. Тем более что кондиционера в машине нет. Так что, если хотите снять и джеллабу…

Я мгновенно насторожилась: дал о себе знать посттравматический синдром.

– Это вы к чему? – резко спросила я.

Аатиф посмотрел на меня с испугом:

– Я не хотел вас оскорбить. Просто подумал, в своей привычной одежде вам будет удобнее.

– Где здесь можно переодеться?

Аатиф затормозил и вылез из машины, потом прошел к багажнику и достал сумку с моей выстиранной одеждой – той, в которой меня нашли несколько недель назад. Он принес мне вещи.

– Можете переодеться за машиной. Я пока прогуляюсь, покурю. Когда будете готовы, позовите меня.

Все это он произнес тихим, смущенным, но рассудительным голосом.

– Спасибо, – поблагодарила я, выбираясь из «ситроена».

Аатиф обошел капот и, закуривая на ходу, зашагал прочь.

Одет он был в свободную рубаху, свободные коричневые штаны и сандалии; макушку прикрывала шапочка. Я смотрела ему вслед. Через минуту он остановился, но ни разу не обернулся в мою сторону. Я быстро скинула джеллабу. Правда, чувство облегчения, что я испытала, высвободившись из тяжелого савана, мгновенно исчезло, когда мое покрытое шрамами тело обожгло сахарское солнце. В считаные секунды я натянула на себя холщовые брюки и простую белую сорочку, купленные в Касабланке, и крикнула Аатифу, что я готова. Он развернулся и медленно пошел ко мне. И в это мгновение меня затрясло. Впервые с тех пор, как я очнулась в песках – изнасилованная, избитая, еле живая, – я снова оказалась на бескрайних просторах немилосердной Сахары. Возникло ощущение, что пустыня заглатывает меня целиком, и, оглушенная паникой, я привалилась к дверце джипа. Аатиф, направлявшийся к машине, увидел, что происходит, и устремился ко мне бегом. Когда он добежал до меня, отдуваясь и обливаясь потом, я цеплялась за ручку дверцы, как за спасательный круг в бурном океане.