Книга Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна - Яков Гилинский

Но действительность развивается в параллельном мире. «Именно организованная без всякого внешнего принуждения метафизическая пляска всесильного Капитала служит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капитализма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапиталистическое социально-идеологическое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их «злым» намерениям; оно является чисто «объективным», системным, анонимным»[471].

Повторюсь: у меня давно сложилась уверенность в принципиальной невозможности создать благополучное общество, без массового насилия, без страшного неравенства, без «войны всех против всех». Род Homo Sapiens, в отличие от всех остальных биологических видов иродов, утратил заложенный природой запрет на убийство себе подобных.

Идеалом для меня всегда были государства Западной Европы, где я чувствую себя «свободным человеком в свободной стране», и, не боясь, хожу по улицам в любое время суток. Но что-то стало меняться…

Конечно, насытившись развитым и недоразвитым социализмом, плановой экономикой, уголовным запретом частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества (ст. 153 УК РСФСР), «валютных операций» (ст. 88 УК РСФСР) и – как следствие – пустыми полками магазинов, я с понятной радостью встретил горбачевскую «перестройку», частную собственность, рыночную экономику, свободу слова и зарубежных поездок. Я и сейчас принципиальный, категорический противник возврата к «социалистическому» прошлому. Я и сейчас уверен, что М.С Горбачев совершил чудо, повернув историю России в либерально-демократически-прогрессивном направлении.

Но современный отечественный опыт свидетельствует о том, что безусловно прогрессивный переход от казарменного полуголодного социализма с постоянным «дефицитом» всего и вся к рыночной экономике принес не только переполненные товаром магазины, заполненные иномарками улицы, возможность путешествовать по всему миру и обучать детей в Оксфорде или Гарварде, но и значительные негативные последствия: беспрецедентный разрыв между богатым меньшинством и бедным большинством населения (что отражается динамикой соответствующих экономических показателей – децильного коэффициента и индекса Джини); господство масскульта; призыв «обогащайтесь!» и воцарившуюся мораль «все на продажу» и «деньги не пахнут» с закономерным возрастанием негативных девиантных проявлений – преступности, коррупции, алкоголизации населения, наркотизма, торговли людьми, суицида[472].

Пожалуй, никогда в человеческой истории деньги не имели такого значения. Принцип «обогащайтесь!» стал доминирующим. Тотальная коррупция, «теневая» экономика, глобальная организованная преступность, бесконечные убийства – и все из-за денег, ради денег. Деньги любой ценой! Да, всегда были «скупые рыцари», убивали из-за денег и раньше. Но это не носило столь массовый, тотальный характер. И главное – никакого просвета: богатые становятся сверхбогатыми, бедные беднеют, а относительно благополучный «средний класс» – опора «включенных» стран «золотого миллиарда» – теряет свои позиции, относительно беднеет, сокращается количественно, утрачивает веру в светлое будущее… Отсюда движение среднего класса «Occupy Wall Street!».

Одним из системообразующих факторов современного общества постмодерна является его структуризация по критерию «включенность/исключенность» (inclusive/exclusive). Понятие «исключение» (exclusion) появилось во французской социологии в середине 1960-х годов, как характеристика лиц, оказавшихся на обочине экономического прогресса. Отмечался нарастающий разрыв между растущим благосостоянием одних и «никому не нужными» другими[473]. Работа Рене Ленуара (1974) показала, что «исключение» приобретает характер не индивидуальной неудачи, неприспособленности некоторых индивидов («исключенных»), а социального феномена, истоки которого лежат в принципах функционирования современного общества, затрагивая все большее количество людей[474].

Процесс глобализации конца XX в. – начала XXI в., как проявление перехода к обществу постмодерна, обострил проблему принципиального и устойчивого экономического и социального неравенства как стран, так и различных страт внутри них.

Процесс «inclusion/exclusion» приобретает глобальный характер. Крупнейший социолог современности Никлас Луман пишет в конце минувшего века: «Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего (уже нынешнего – Я.Г) столетия примет метакод включения/исключения. А это значило бы, что некоторые люди будут личностями, а другие – только индивидами, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра»[475]. Экономическая составляющая процесса включения/исключения представлена, в частности, в трудах Лауреата Нобелевской премии по экономике Джозефа Стиглица[476].

Рост числа «исключенных» как следствие глобализации обсуждается в одной из книг 3. Баумана. С его точки зрения, «исключенные» фактически оказываются «человеческими отходами» («wasted life»), не нужными современному обществу. Это – длительное время безработные, мигранты, беженцы, наркоманы, алкоголики, жители заброшенных деревень и т. п. Они являются неизбежным побочным продуктом экономического развития, а глобализация служит генератором «человеческих отходов»[477].

Состояние «исключенности» и положение «исключенных» существенно влияет на уровень, структуру и динамику различных проявлений девиантности. Исключенность может служить стимулом позитивной девиантности – творчества (технического, научного, политического, художественного)[478]. Но «исключенные» и социальная база негативных девиантных проявлений – преступности, пьянства, наркотизма, проституции[479]. Так, доля лиц «без постоянного источника дохода» (аналог «исключенных») среди всех совершивших преступления, выросла в России за период вхождения в общество постмодерна с 12 % в 1987-1988 гг. до 50 % в 1996 г. и далее до 66 % в 2013 г., а по убийствам, причинению тяжкого вреда здоровью и изнасилованию – до 72-75 %[480]. Как показывают многочисленные исследования, исключенные составляют и большинство жертв преступлений.