Книга Роковой выбор - Виктория Холт

Это был один из величайших скандалов того беспутного времени.

Шрусбери мне нравился, потому что он был порядочный честный человек, не боявшийся высказывать свои мнения. После поражения при Бичи-Хед, когда он оказался не у дел, он явился ко мне и предложил свои услуги; в марте того же года он занял пост министра, после чего мне часто приходилось встречаться с ним по государственным делам. С ним было о чем поговорить; помимо государственных дел он любил порассказать о своем здоровье и очень интересовался моим, а так как в то время у меня было множество разных хворей, эти беседы доставляли мне облегчение.

И вот Сара Черчилль распустила слух, что я влюблена в Шрусбери. Она говорила, что я бледнела и дрожала при его появлении. Если так и было, то только потому, что я боялась, какие известия он может принести. Это, конечно, были пустяки, и я полагаю, что о высокопоставленных особах всегда ходит множество ни на чем не основанных слухов; у таких людей всегда есть враги, и таким врагом была для меня Сара Черчилль.

Но не всегда все было так мрачно. Временами я чувствовала себя почти счастливой. Наконец я поняла, что могу успешно исполнять свои обязанности королевы. Люди все больше располагались ко мне. Я даже думаю, что их уже больше не волновало, что король так часто отсутствует, воюя в Европе. У них была королева Мария. Она была доброй протестанткой, англичанка по происхождению и их законная повелительница; они не желали себе в правители голландца. Будь он другим человеком, они, быть может, и примирились бы с ним. Я знала, что он страдал от болей в спине и в руках, но он великолепно выглядел верхом на коне, ибо его маленький рост был тогда почти незаметен. Если бы он хоть немного постарался предстать перед людьми в более привлекательном виде, все могло бы быть по-другому; но он считал такие вещи легкомысленными и неважными. Я была уверена, что он не прав.

Я стала приходить к мысли, что я могла бы быть неплохой королевой. Я понимала народ. В периоды моего правления мне удавалось добиться успехов. Поэтому меня всегда приветствовали возгласами «Да благословит Бог королеву Марию», «Да продлит Он ее дни». Уильяма же встречали молчанием. Возможно, если бы я поступала по-своему, делая то, что находила нужным с помощью моих министров, наше царствование было бы не только терпимым, но и популярным.

После сражения при Хоуге, когда моему отцу был нанесен сокрушительный удар, я постаралась, чтобы народ понял, какая это была великая победа.

Мы потерпели столько поражений, перенесли столько горя, что, когда произошло событие, которому мы могли радоваться, я была твердо намерена, чтобы эта радость была всеобщей.

День, когда корабли доставили победителей в Спитхед, я сделала большим праздником. 30 000 фунтов я выделила в награду солдатам, а офицеры получили золотые медали. Я желала, чтобы они знали, что их верность и храбрость были оценены по достоинству. Я надеялась убедить Уильяма, что это были необходимые расходы, хотя и знала, что он со мной не согласится.

Я устроила праздник на улицах Лондона и сама выехала верхом при всех моих регалиях.

Меня приветствовали с восторгом. Тогда никто не жаловался.

В отсутствие Уильяма возник вопрос о чеканке новых монет. На монетах должны были быть выгравированы изображения меня и Уильяма.

В последний раз новые монеты появились в царствование моего отца, и гравировка на них была выполнена прекрасным мастером по фамилии Ротье. Но, когда мы обратились к нему, он отказался, сказав, что его король в изгнании. Его сын, Норберт, предложил свои услуги, и, поскольку я опасалась, что может возникнуть дело об измене мне и Уильяму, я решила оставить отца в покое и дать заказ сыну. Я пришла в ужас, увидев результат, так как Уильям выглядел просто ужасно. В его изображении было что-то сатанинское. Меня встревожили не столько монеты, сколько враждебность народа по отношению к Уильяму.

Я узнала впоследствии, что Ротье бежал во Францию, опасаясь возмездия.

Уильям вернулся из Европы, и я передала бразды правления ему. Хотя я и испытывала уверенность в себе, я не сожалела о необходимости уступить ему власть, так как чувствовала себя больной и усталой.

Я надеялась, что Уильям одобрит мое правление, потому что я знала, что многие были мной довольны, но он этого не сделал. Он только молча кивал, когда я объясняла ему некоторые свои поступки.

* * *

Одно счастливое событие доставило мне большое удовольствие. У маленького Уильяма была своя гвардия – мальчики его возраста, с которыми он играл. Каждый день он делал им смотр в парке.

Он убедил свою мать сшить ему новый мундир – и, конечно, его желание было удовлетворено. Прибыл мистер Хьюз, его портной, и Уильяму сшили белый камлотовый мундир с серебряными пуговицами и шитыми серебром петлями.

Уильям сам рассказал мне о корсете. Мистер Хьюз сказал, что, если он хочет походить на генерала, то должен быть затянут в жесткий корсет. Этого требовал покрой мундира. Уильям был не в восторге от этой мысли, но был готов надеть все что угодно, чтобы походить на настоящего военного.

Он надел корсет, который показался ему очень неудобным, что было неудивительно. Вызвали портного. Мальчики окружили его и, угрожая ему жестоким наказанием за неудобство, доставленное их командиру, настояли, чтобы он на коленях дал обещание сделать корсет менее жестким.

Проделки молодого герцога забавляли всех, и, когда я услышала, что он страстно хочет, чтобы его смотр почтил своим присутствием король, я довольно робко об этом попросила Уильяма, почти не надеясь, что он пойдет навстречу желаниям герцога.

К моему восторгу, он согласился. По-своему он был привязан к своему маленькому тезке, и я знала, что он часто желал, чтобы это был его сын.

И вот наступил этот день. Я навсегда запомнила, как причудливо выглядели мальчики в своих мундирах, проделывая всякого рода маневры и маршируя перед королем. Уильям очень хорошо исполнил свою роль, обходя их строй, а его юный тезка гордо шел рядом с ним.

Выстрелила игрушечная пушка, и все совершилось с настоящей военной четкостью. Уильям выразил удовлетворение выправкой солдат герцога. Он подарил две гинеи барабанщику, громко выбивавшему дробь.

Когда парад закончился, юный Уильям остановился перед королем и сказал:

– Мой король, обе мои роты готовы воевать под вашим командованием во Фландрии.

Король серьезно поблагодарил его и принял предложение.

Я редко видела Уильяма в таком непринужденном приятном настроении. Маленький Уильям обладал способностью всех очаровывать.

Стоял мрачный ноябрь. Я не могла избавиться от дурного предчувствия. Я чувствовала себя более вялой и нездоровой, чем обычно.

Я присутствовала в Уайтхолле, когда Джон Тиллотсон, архиепископ Кентерберийский, произносил проповедь. Он мне всегда нравился. Это был любезный и терпимый человек. Архиепископом он был назначен недавно – около трех лет назад, – и за это время мы с ним очень подружились.