Книга Паутина любви - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, Виолетта. На прогулку? Подходящей денек.
Я задумалась: «Может быть, он поймет, что именно пытается сказать Сет?»
— Сет рассказывал мне…
На лице Сета появилось выражение ужаса.
— Ничего я не знаю! Не знаю ничего!
— По-моему, ты начал рассказывать мне про несчастный случай с первой миссис Трегарленд, Сет!
— Нет, ничего я не говорил!
Гордон внимательно посмотрел на него. Сет опустил глаза и отошел в сторону. Гордон повернулся ко мне, похлопал Звездочку по боку и помог мне сесть в седло.
— Бедняга Сет! — тихо сказал он. — Временами у него бывают более сильные помрачения ума, чем обычно. Удачной вам прогулки!
Я ехала и размышляла о словах Сета. Как жаль, что он невменяем и нельзя иметь уверенность в том, что он говорит: излагает ли факты или делится плодами своего воспаленного сознания? Однако сейчас я чувствовала, что он пытался поделиться со мной тем, что его беспокоило, за что он чувствовал какую-то вину.
Джоуэн уже поджидал меня. Как всегда, он был рад видеть меня. Мы отправились на пустошь, в уединенном уголке спешились, стреножив лошадей, и уселись, прислонившись к камню — одному из шести, которые окружали камень гораздо большего размера. Мне показалось, что они напоминают овец, столпившихся вокруг пастуха. У меня не выходил из головы разговор с Сетом, и, поскольку Джоуэн заметил мою озабоченность, я рассказала ему о случившемся.
— Бедный Сет! — сказал Джоуэн. — Как жаль, что с ним произошел несчастный случай. Если бы не это, из него получился бы парень хоть куда.
— Как грустно сознавать, что какая-то случайность может изменить всю. нашу жизнь! Хотелось бы мне знать, что именно он пытался рассказать? Это выглядело так, будто он оправдывался за что-то такое, что совершил в связи с первой миссис Трегарленд.
— Так что же именно он сказал?
— Вот это мне трудно утверждать: чего-то такого он не делал, но было такое впечатление, что он извиняется за то, что сделал. Он говорил, что именно привидение заманило ее в воду, но как-то путано, как будто кто-то осуждает его за то, чего на самом деле он не делал…
— И он говорит, что присутствовал при этом?
— Ну, так конкретно он никогда не изъясняется.
— Но складывалось впечатление, будто он был там?
— Ну… да, и он, возможно, продолжил бы, но в конюшню вошел Гордон, и парень тут же умолк.
— А Гордон это слышал?
— Кое-что, полагаю.
— Интересно, что он по этому поводу думает? — Ну, на Сета никто не обращает внимания. — Иногда такие люди, как он, знают больше, чем можно было бы предположить! Возможно, у него есть какая-то информация, что-то такое, чего мы не знаем?
— Вы имеете в виду смерть Аннетты?
— Да, мне всегда казалось странным, что блестящая пловчиха утонула. По-моему, шторма тогда не было?
— Возможно, с ней случилась судорога?
— Возможно, только почему бы Сету по этому поводу оправдываться?
— Потому что он верит в то, что ваша утонувшая прабабка желает, чтобы другие молодые женщины делали то же самое, если они связаны с Трегарлендами. Что-то вроде семейной мести.
— Пожалуй, но неплохо было бы все-таки выяснить, что именно имеет в виду Сет.
— Я постараюсь разговорить его: А что происходит в мире?
— Там, пожалуй, ничего хорошего, дело близится к развязке. Последняя новость такова, что впервые в истории Британии в мирное время вводится воинская повинность!
— Похоже, действительно надвигается война?
— Если Гитлер вторгнется в Польшу, она будет! Я думаю, ни у кого нет сомнений в его намерениях, а теперь, когда с политикой умиротворения покончено, нет сомнения в намерениях наших и французских.
— Воинская повинность? Это значит?..
— Все молодые мужчины, способные носить оружие, будут призваны на военную службу!
Я испуганно взглянула на Джоуэна.
— Полагаю, в отношении меня скажут, что управление поместьем — необходимая для страны работа, но, с другой стороны, если дело дойдет до конфликта, мне следует быть там.
Я продолжала смотреть на него. Он тихо рассмеялся и, взяв мою руку, поцеловал ее.
— Как приятно видеть, что вы за меня волнуетесь! Стоял прекрасный день. Настал май, было тепло.
Выйдя из дома, я заметила Дермота, сидевшего в саду на скамье. Я подошла и села рядом.
— Чудный сегодня денек! — заметила я.
Он кивнул, глядя на пляж, и на его лице было очень грустное выражение: наверняка вспоминал о Дорабелле.
— Интересно, что же теперь будет? — сказала я, пытаясь отвлечь его от этих мыслей. — Как вы считаете, начнется война?
— Думаю, что начнется.
Дермот снова кивнул, и мы погрузились в молчание. Я почувствовала, что бесполезно пытаться вывести его из состояния меланхолии. Неожиданно он сказал:
— Время проходит! Ее никогда не найдут, ода пропала… навсегда! — Я положила свою руку поверх его, а он продолжал:
— Вы и я, именно мы больше всех любили ее.
— Есть еще родители, они тоже нежно любили ее. Мать скрывает горе, но она очень переживает. Я так и не нашла свой портрет, который подарила Дорабелле.
— Она очень ценила его и часто рассказывала мне, как относится к вам, как вы всегда помогали ей выбираться из неприятностей. Она говорила, что была просто чудовищем, влезавшим в самые невероятные авантюры и при этом думавшим про себя: «Виолетта сумеет выручить меня».
— Да, примерно так у нас и было.
— Она говорила, что вы являетесь ее второй личностью, что вас связывает невидимая нить, что вы — лучшая половинка единого целого.
— Ах, Дермот, мне невыносимо думать о ней!
— Мне тоже.
После этого мы замолчали. Было бесполезно пытаться говорить о чем-то другом. Дорабелла доминировала в нашем сознании, и мысли о ней перебивали любые другие темы. Однажды она сказала: «Не думай, что тебе когда-нибудь удастся избавиться от меня: я всегда буду с тобой». Это было, несомненно; правдой.
Я сидела, пока не явился Джек. Он сильными и осторожными движениями помог Дермоту перебраться в кресло-каталку. Когда Джек катил его к дому, Дермот обернулся и помахал мне рукой.
Я спустилась на пляж и долго стояла там, глядя на волны.
— Дорабелла, где ты?
На следующее утро Джек, зайдя в комнату Дермота, обнаружил, что тот мертв.
Дом был всполошен. О случившемся я узнала, когда Матильда зашла в мою комнату, а я готовилась спускаться к завтраку. Она была бледна и вся дрожала.