Книга Кровавые скалы - Джеймс Джексон

— Сир, мы не в состоянии оборонять стены по всей длине.

— Какое положение нашего устава предписывает это, шевалье?

— Я высказываюсь из военных соображений, сир.

— Каким образом ваши военные соображения уберегут население Мальты, если нас вынудят к сдаче крепости? Каким образом ваши военные соображения позволят нам сражаться, укрывшись в окруженном со всех сторон форте?

— Сир, мы и так окружены со всех сторон, враг даже под землей. Мы пытаемся удержать оборону на стенах, которые едва не рассыпаются, а численность гарнизона с каждым днем уменьшается.

— Ваше решение означает предательство жителей Мальты.

— Жители Мальты способны защищаться сами. Наше дело — отстоять и сохранить орден и веру.

— Мы такие же рыцари этого острова, как и святого Иоанна. Уцелеем мы, уцелеет и орден. Погибнут жители нашей крепости — сгинет и орден.

— Прекрасно сказано, сир. Слова мужественного человека. Но кто встанет на пути турок во время следующей атаки?

Старый солдат Лакруа одарил де Понтье взглядом, полным ненависти.

— Прислушайтесь к словам его светлости. Займитесь тем, в чем знаете толк. А знаете вы толк лишь в том, как сочинять законы, выносить приговоры и вешать пленников.

— Со временем и вы испытаете на себе мои умения, брат Большого Креста.

— Уж я прекрасно испытал ваше вероломство.

— Возраст и обида затмили ваш разум.

— Готов прояснить его на дуэли.

Ладонь Лакруа невольно сжала рукоять вложенного в ножны меча, бывалый рыцарь был уязвлен и разгневан. Де Понтье улыбнулся. Нет большего глупца, чем стареющий вояка, чьи дни сочтены, кому уже давным-давно пора на покой. Давнее соперничество легко оборачивается заклятой враждой. Всякое падение может оказаться стремительным.

Сквозь грохот пушек раздался взрыв. Он почему-то донесся со стороны Биргу и Сент-Анджело. Головы присутствующих одновременно повернулись, тревога застыла на лицах. Наверное, еще один пороховой склад взлетел на воздух от случайной искры. И вместе с ним обвалился в море участок крепостной стены. Старшие рыцари взглянули на великого магистра. Он остался невозмутим и, казалось, был готов к такому удару судьбы.

— Ваша светлость…

— Сохраняйте хладнокровие, братья мои. Этого и следовало ожидать.

— Вы знаете, что произошло?

— Я многое знаю и понимаю из того, что тревожит и смущает вас. Только что взорвали подъемный мост Сент-Анджело.

— По чьему приказу, ваша светлость?

— Исключительно по моему. Теперь, когда форт отрезан, артиллерия может вести огонь до самого конца. Пути к отступлению у нас не осталось, как не осталось и повода искушать себя мыслью о бегстве. Настал час, когда каждый, будь то рыцарь или простой пехотинец, должен оставаться на посту, вверив участь свою в руки Господа.

— Как вы могли, сир?

Де Понтье, казалось, не верил в случившееся.

— Брат шевалье, я поступил так, чтобы уберечь вас от необдуманных поступков. Мы останемся подле Монастырской церкви, наших священных реликвий, на двух полуостровах, которые в течение трех десятилетий были нашим домом. Если падут они, падем и мы и сгинет наша вера.

— Мы подорвали собственный тыл.

— Ради самих себя. Всегда легче проявить стойкость, когда бежать некуда.

— Некоторые решат, что мы утратили разум.

— Будущее рассудит.

— Но оно может и покарать нас.

Совещание завершилось, и все разошлись, начав последние приготовления. Распоряжений было немного, а тех, кому надлежало их выполнять, осталось не больше. Стоять насмерть. Таков был краткий приказ, суровая правда, провозглашенная Жаном Паризо де Ла Валеттом.

Де Понтье неторопливо брел в свои покои в здании магистрата. Шевалье испытывал некое удовлетворение, ощутив враждебность Лакруа и его союзников и сумев все же подлить масла в тлеющий огонь клановых раздоров. Мир рушился, только это теперь и оставалось. Следы отпечатывались на обугленной, утратившей твердость земле. Все обращалось в пепел. Вероятно, так выглядели Помпеи и Геркуланум после того, как Везувий излил на них свою огненную сердцевину, уничтожив цивилизацию. Но в отличие от жителей древних городов защитникам крепости бежать было некуда — Ла Валетт велел взорвать мост, соединявший их с фортом Сент-Анджело.

Чтобы унять невыносимую резь в глазах, де Понтье плеснул в лицо водой из каменной чаши. Здесь, в полутемной прохладе личных покоев, изнуряющая жара почти не ощущалась, сюда не проникали ни смрад разложения, ни разжиревшие на трупах мухи. Зачерпнув воды, рыцарь ополоснул лицо. Жаль, что он остался без слуг — их тоже отправили оборонять стены Биргу, и теперь их изувеченные тела разбухают на жаре.

Удар по почкам был болезненен и точен. Де Понтье попытался закричать и дернулся, чтобы защититься, но из горла вырвался лишь булькающий звук. Беспорядочно размахивая руками, шевалье мучительно пытался вырваться из железных объятий — нападавший душил его. Де Понтье уже терял сознание.

Тут голова его вынырнула из воды, изо рта хлынула вода, не позволявшая вздохнуть. Раздался чей-то голос.

— Прошу прощения за столь бесцеремонный визит, шевалье, — произнес Кристиан Гарди.

— Вы…

— Не стану отрицать. Приплыл назад в Биргу на свиных пузырях. В отличие от вас воды я не боюсь.

— Отпустите меня!

— Не считайте меня беспечным глупцом.

— Вы ведете себя глупо, англичанин. — Легкие де Понтье раздувались. — Вы совершаете роковую ошибку.

— Вспомните битвы при Креси, Пуатье, Азенкуре[31]. Большинство французских рыцарей говорили то же самое, прежде чем сдаться.

— Думайте что делаете.

— Хорошо.

И новое погружение, падение в густую тьму. Де Понтье отчаянно пытался разжать смертельную хватку, но Кристиан приподнял его, лишив опоры под ногами.

— Шевалье, обещаю, что опущу вас на пол. Или уроню.

— Убийца… — вяло и обреченно выдохнул де Понтье.