Книга В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь - Сергей Вавилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня затошнило.
Ближе к шести вернулся Михаил. Я заметил сразу – с запахом. Достал полуторалитровку из сумки. У них так что, каждый день?
– Это ж пиво… – опротестовал Миша мой немой вопрос. – Будешь?
Вечером было уже можно.
– Буду…
И я рассказал Мише всё как есть.
И про Югина, и про неопределённые сроки моего отъезда. Я умолчал только про деньги. Здесь прикидываться нищим было бы и вовсе негоже.
Миша отреагировал спокойно.
– Да, Серёжка, живи… С тобой всё веселее.
Странно, как-то я его веселю, сам того не желая.
Сегодня надо было звонить писателю. И я, сидя напротив Михаила, всё откладывал этот момент. Боялся? Да. Чего? Я боялся, что он мне скажет что-то типа: «Сергей. Я тут посмотрел… Не доросли ещё. Не доросли…»
Когда бояться было больше некуда, шёл десятый час, я набрал его номер.
– Да!
– Андрей Семёнович… Это Степнов.
– А, да… Сергей! Ну что я вам могу сказать? Книга в работе… Сами понимаете, праздники…
– Конечно, – бодро отозвался я. В глазах Югина мне хотелось казаться непринуждённым и неторопливым. На это слово ушёл последний её, бодрости, запас.
– Ну позвоните мне через недельку, – Югин тоже держал беззаботный тон. «Неделька» в его устах выглядела приблизительно.
Я замер. Даже если кормиться исключительно пищей из детского сада и только изредка добавлять Михаилу жидкую плату за проживание, денег на билет обратно у меня не оставалось.
– Да… Да… – говорил я и, выслушав ненужные напутствия, повесил трубку.
– Миша, – говорю, – ещё неделя…
– Ну и ладно… – употребив слово «ладно» в устаревшем его смысле. Ладно – красиво и хорошо!
Мне было жаль расставаться с гитарой. Но, к сожалению, это стало неизбежностью. Я знал скупку инструментов на Садовой. На следующий день я направился туда.
Зайдя в магазин, подошёл к продавцам.
– Дима! – крикнул один из продавцов куда-то в подсобку.
В подсобке я показал инструмент усатому человеку с низким голосом.
– Сколько ты за него хочешь? – усатый человек был краток.
Я сказал.
– Ну пусть повисит… Хотя за такими инструментами у нас приходят нечасто. Фанеру – да, враз сметают.
– И сколько он будет висеть?
– Откуда я знаю. Может, неделю, может, месяц. Звони! Уйдёт когда-нибудь!
Я наступил на горло своей гордости и тихо произнёс:
– А сразу нельзя?
– Ишь ты… Нет, в эти дела я не вкладываюсь.
– Мне это не подходит, – пробормотал я.
Деньги нужны были живыми. На потенциальные я уже один раз понадеялся…
Возвращался я пешком. Только перебравшись к Михаилу, я ощутил, как длинны здесь, казалось бы, небольшие расстояния. И всё – центр. Невский, Садовая… Петроградская сторона и Васильевский остров.
Я вышел на главный проспект. Дотопав до Дворцовой, пересёк её и, пройдя по мосту, оказался на Стрелке.
Петербург, открывающийся отсюда, прекрасен всегда. Даже в те, первые, холодные дни моего приезда. Не раз и не два я проходил это место и всегда останавливался. Сейчас, находясь здесь, я впервые почувствовал, как я привык к этому городу. Неподалёку отсюда находится дом, проходя мимо которого я уже никогда не посмотрю на его окна равнодушно. Пусть даже Верховенские съедут оттуда навсегда. Я надеюсь, что в М-ске мне приснятся крепость, на куполах и шпиле которой играло сейчас весёлое солнце, набережные, дворцы…
«Я вернусь», – сентиментальничал я и сжимал зубы, чтобы не заплакать. Петербург же смотрел на меня равнодушно и ничего не отвечал.
Над рекой, похожие на стриженную бумагу, летали чайки. Я загадал, что если одна из них сейчас сядет на воду, то я вернусь. Щуря глаза, я следил за полётом выбранной мною птицы. И всё-таки потерял её из виду. Мой вопрос остался без ответа. Как без ответа оставались ещё многие и многие вопросы…
Прошла неделя. За это время я так и не нашёл денег. И откладывал их поиски на завтрашний день. Так и не позвонил Артёму. Я не знал, как связаться с ним, не рискуя, что Оля возьмёт трубку. Она же не знала, что у меня и Артёма есть общие дела. Которых, кстати сказать, лучше бы и не было.
В пьянстве Мишу я больше не поддерживал. Зато исправно сидел с ним, пока он выпивал вечерами. Первую бутылку он приносил сам. Я давал ему денег на вторую. Мы были квиты, и, по-моему, он был даже доволен таким симбиозом. Молчаливая Гуля разогревала на троих детсадовские харчи.
В понедельник на мой телефонный вопрос Югин выдал неожиданное:
– Ну приезжайте…
И я впервые за это время воспрял духом!
Всё произошло слишком просто. Зайдя к нему в кабинет, я увидел тяжёлые стопки книг. Они лежали на полу. На упаковочной бумаге я прочёл свою фамилию, небрежно написанную шариковой ручкой.
– Ну, я вас поздравляю! – поприветствовал меня Югин.
– Спасибо, – ответил я. И позабыл обо всём! О договоре. О каких-то, подписанных бумагах, которые он мне обещал.
– Остальное – как договаривались, – начал он, – список библиотек я вам дам через пару недель. Там Москва, Петрозаводск… Я сейчас не помню.
– Да… Да… – мне не терпелось разорвать обёртку, но не мог же я сделать это прямо в кабинете.
Я подхватил две связки книг. Удивился их весу. Верёвки, которыми были обвязаны стопки, резали пальцы.
– Ну приедете ещё раз, – улыбнулся Югин и погладил свою аккуратную бородку.
Я вышел во двор. Поискал глазами скамейку и, не найдя её, сгибаясь под ношей, пошёл на остановку.
Сел. Надорвал немного шершавую бумагу и трясущимися руками вытащил верхнюю книгу.
«Сергей Степнов. Обычные встречи» – прочёл я на обложке. Во всю обложку разросся непонятный куст на фоне уходящей куда-то дороги…
Я начал листать. Страницы приятно хрустели. Открыв книгу в конце, я прочёл оглавление. Все мои рассказы были на месте. Я удовлетворённо вернулся к первой странице и начал читать!
Редактура книги была явно небезупречна. Вплоть до того, что вместе с ошибками грамматическими я заметил несколько вольностей, которые позволил себе редактор. Так, в одном месте слово «бухта», используемое мной для обозначения корабельной верёвки, вызвало у редактора другие ассоциации. Ведь в другом значении бухта – ещё и гавань! Вот и вылезло: вместо «я привязал катер надёжной бухтой» стояло «я привязал катер в надёжной бухте». Погорячилась с бухты-барахты!
За книгами я ездил два раза. Хорошо, что «Светозар» тоже находился на Васильевском острове. Потом, обессиленный ношей, сидел возле дома, листая книгу ещё и ещё раз.