Книга Хороший отец - Ной Хоули

Если эта мысль и вызывала у него какие-то чувства, они никак не сказывались. Время эмоций прошло. Эмоции, если можно судить по Монтане, были воронкой, замкнутым кругом, углублявшимся с каждым оборотом. Сидя на краю койки, он вспомнил услышанные однажды от отца слова: врач отстраняется от эмоций, когда ставит диагноз, думать следует только о фактах. На них Картер и старался сейчас сосредоточиться, на фактах.

Факт № 1. Картер Аллен Кэш – волк, а не овца. Это значит, что он способен действовать, когда другие колеблются. Такова его природа.

Факт № 2. Этот кандидат – фальшивка. Он представляет себя героем, а на самом деле лжец.

Факт № 3. Простые люди одурачены этим кандидатом.

Факт № 4. Если допустить этого кандидата к выборам, простые люди пострадают.

Факт № 5. Картер Аллен Кэш должен остановить этого кандидата.

Факт № 6. Единственный способ остановить этого кандидата – убить его.

Сидя на койке, он заряжал пистолет: патрон за патроном втискивал в гнезда большим пальцем. На следующий день он захватил на работу смену одежды. Пистолет, завернутый в футболку, лежал на дне рюкзачка. В четыре часа он разделся до пояса и облился из шланга, потом переоделся в кабинке биотуалета. Прежде чем выйти из оранжевого пластикового нужника, проверил, на месте ли пистолет, ощутив рукой надежную тяжесть на дне рюкзака. Когда он вышел, мексиканец Боб сказал, что они с cabryns собрались за cervezas и putas на Уиттир. Картер как, хочет надраться? Он покачал головой и сказал, что уже нашел себе девочку там, в колледже.

На остановке он обеими руками держал рюкзачок. Смотрел, как азиатка распекает за что-то свою дочь, а девочка покорно склоняет головку, принимая упреки матери. Вдобавок к пистолету он прятал в ранце украденный на работе моток клейкой ленты.

Он подходил к кампусу по трехполосной дороге, ничем не отличаясь от остальных студентов. На нем была бело-оранжевая бейсболка с яркой эмблемой «Длиннорогих» над козырьком. Он равнодушно принимал насмешки студентов: «Вали к себе в Техас, киска!» В Ройс-холле он стал искать тайник для пистолета. Со времени волонтерства помнил, что агенты Секретной службы перекроют здание за два дня до выступления. Если не пронести пистолет заранее, его выловят на металлодетекторе. В зал ни за что не пробраться.

Он подумывал приклеить оружие под сиденьем в главном зале, но сообразил, что там агенты все проверят. Стараясь не вызывать подозрений, он осматривал вентиляционные отверстия и лепнину, но ничего подходящего не нашел. Сам зал не годился. Пройдя по ковру в проходе, он вернулся в вестибюль. Там-то он и заметил ящики для огнетушителей в нишах и решил, что это идеальный тайник. Только ящик нужно выбрать не на виду. После осмотра первого этажа он поднялся на второй, где нашел ящик у мужского туалета, в тупике коридора. Идеально. Осмотревшись, он сдвинул задвижку стеклянной дверцы. Быстро нагнулся и расстегнул молнию рюкзачка. Достал футболку и ленту. Еще один быстрый взгляд по сторонам – и он уже разворачивал футболку. Пистолет лежал на синей ткани, ярко блестя смазкой. Его вид разбудил первобытные чувства. Он отмотал кусок клейкой ленты, откусил конец, ощутив горький вкус клея. Наложил три полоски на правую боковину пистолета и выпрямился. По-прежнему никого. Он запустил руку в ящик и, перевернув тяжелый красный огнетушитель, поместил пистолет посреди его твердого закругленного бока. Добавил для надежности еще полоску ленты и осторожно повернул огнетушитель так, чтобы ни оружия, ни ленты не было видно простым глазом. Закончив, аккуратно закрыл стеклянную дверцу, нагнулся и застегнул рюкзачок. Выпрямляясь, он увидел на площадке лестницы девушку, пухленькую дурнушку. Улыбнулся ей, спросил:

– Как дела?

– Отлично, – отозвалась она. – Ты не знаешь, где здесь… я думала, женский тут, наверху.

Сердце у него билось спокойно и ровно.

– На той стороне, – показал он.

Небо на улице стало голубее. Трава зеленее. Он чувствовал себя поваром, установившим таймер. Оставалось только ждать, пока жаркое дотушится. При виде девушки он еще раз убедился, что выбрал верный путь. Несколькими секундами раньше она увидела бы его с пистолетом. Несколько секунд – и она побежала бы вниз звать охрану. Но девушка появилась, когда он сделал дело, и теперь пистолет был в надежном месте, как готовый проклюнуться цыпленок в яйце.

Он решил вернуться домой пешком. Идти было восемь миль, по Уилширскому коридору, через Вествуд, Сенчури-сити и Беверли-Хиллз. Еще четыре дня ему было нечего делать. Он выбросил рюкзачок в мусорный бак и пошел на восток, мимо консьержей жилых домов, мимо длинного зеленого поля Загородного клуба, мимо «Беверли-Хилтон», где праздновали вручение «Оскара» и обедали сильные мира сего, мимо офисных небоскребов Беверли-Хиллз, через забитую артерию Ла-Синега. Он все больше чувствовал себя собакой в аэропорту. Шум машин накатывал, пугал яростным скрежетом. Он прошел Миракл-Майл, смоляные ямы, Хайленд-авеню и финишировал в Корейском квартале. За четыре часа он увидел трех пешеходов. Он был беженцем, верблюдом в пустыне. Пистолет помогал ему держаться. Скрещенные полоски серой ленты. Мысль о тайнике у всех на виду. Он был пауком, а клейкая лента – паутиной.

Садилось солнце: золотое, розовое, уступавшее место морской синеве, – а он все шел. Он был недоступен голоду, недоступен жажде. Месяц назад он спал рядом с машиной в горах Сьерры. Его будил вкус росы. Сейчас он был волком в городе – лесным зверем на фабрике из шума и стали.

Следующие три дня слились в зной и вар. Он просыпался пораньше, чтобы сделать отжимания и приседания. Забирался в кузов лилового грузовичка и ощущал ветер в лицо, смотрел, как встает из каньона улиц солнце. Начальник перевел их в долину, на новый участок работ. Здесь было сто пять градусов в тени. Мексиканцы работали в длинных брюках и одежде с длинными рукавами. Картер, сняв рубаху, мешал смолу. Залезал по лесенке и размазывал вонючую жижу. Он уже не ощущал зноя. Это испытание, понимал он, – так испытывают сталь меча в горне. Он пил воду из пластиковых бутылок. Обгорел – неважно. Главное, чтобы паутина осталась на месте. Ему хотелось вернуться в Ройс-холл, проверить – так хочется почесать комариный укус, – но он терпел. Они наверняка уже там, люди в черных костюмах. Надо было верить. План был хорошо продуман. Судьба определилась. Иначе та девушка его увидела бы и позвала на помощь.

И он мешал горячую черную жижу, вдыхая ядовитые испарения. Иногда яд проникал так глубоко, что он блевал, отойдя за бак. Из него лилась одна вода.

Он смотрел новости, проверяя, не отменен ли визит Сигрэма. Он смотрел записи его выступлений в Мичигане и Майами. Мужчина со сцены, улыбаясь и восклицая, призывал нацию к переменам. Ожидание выворачивало ему внутренности, выкручивало, как выкручивают стираное белье. Он не мог расцепить сжатые зубы. Но он держался. В глубине души он верил в ход времени. Он был младенцем, потом мальчиком, стал мужчиной. Он знал, что завтра неизбежно наступит, и все же ожидание неизбежного требовало океана терпения.

Иногда он думал о смерти, но не часто. Он знал, что стреляющий из толпы вполне может сам стать мишенью. Мысленно он приводил дела в порядок. В ночь перед событием разобрал одежду. Сложил немногие оставшиеся пожитки в синий ранец и положил сверху свой дневник. Его «хонда» стояла у спорткомплекса «Стейплз». В ее багажнике лежали два пистолета и шесть коробок с патронами. Будь он верующим, пошел бы в церковь – исповедаться в грехах и очистить душу, но он не верил в Бога и не пошел.