Книга Казнь - Марина и Сергей Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старичок с прожилками на носу оттянул веко слабоумному парнишке, жестким пальцем ткнул ему куда-то под ребра и, когда парнишка дернулся, удовлетворенно кивнул:
– Пойдешь дрова рубить…
На Ирену лекарь кинул один только мимолетный взгляд. На лицо – и на округляющийся живот.
– Прясть, ткать обучена?
Ирена покачала головой.
– Убирать будешь…
Десять минут спустя ей пришло в голову, что следовало похвалиться грамотностью и напроситься тем самым на работу почище. Но подходящий момент давно миновал, носатый старичок ушел, а Ирена легко и без проволочки оказалась зачислена в нестройные ряды здешних обитателей – убогих рассудком…
– Пахнет… еда, – восхищенно сказал слабоумный парнишка.
По просторным коридорам действительно разносился густой, сытный запах не особенно изысканной, но наверняка жирной и плотной пищи.
* * *
«Приют для убогих» вмещал в себя самую разнообразную публику, и каждый из его узников-обитателей был убог по-своему. Кроме сумасшедших, к которым теперь относилась и Ирена, здесь было несколько беспомощных стариков, пара калек, горбатый карлик с печальными глазами и человек десять ребятишек – сирот, в разное время подобранных под разными плетнями.
Все они жили вместе, и свобода их ограничивалась только забором. Ну и, разумеется, природным «убожеством» каждого – так, например, колченогий мужичонка Лобз не мог самостоятельно спуститься с высокого крыльца, а бедная умалишенная Флея верила, что сидит в железной клетке три на три шага, и никогда не распрямлялась в полный рост – чтобы не удариться о воображаемые прутья… Некто Горох, широкоплечий крестьянин с повадками императора, время от времени принимался насаждать в приюте жесточайшую и бессмысленную диктатуру – но после нескольких розданных Горохом оплеух и какой-нибудь показательной порки тирана настигало вездесущее Провидение. Сраженный новой внезапной хворью, он надолго исчезал со двора, отлеживался где-то в дальнем углу, и всякий раз ему было все труднее оклематься, и всякий раз его товарищи надеялись, что он не оклемается вовсе…
Постоянного персонала в приюте не было. Ежеутренне ворота открывались, пропуская двух-трех хмурых добровольцев, иногда знакомых, но чаще новых. Добровольцы разбредались по дому в поисках работы, носатый старичок, исполняющий обязанности директора и главврача, направлял их. Брезгливо морщась, работнички прибирали за немощными, не встающими с соломенных тюфяков, утирали сопли слабо сопротивляющимся детям, стирали и мыли, помогали колченогому Лобзу спуститься с крыльца – словом, исполняли всю рутинную, порой исключительно грязную работу. Никому за это не полагалось ни гроша – расплачиваться предстояло Провидению…
Те из добровольных помощников, кто «искупал» по самому большому счету, месяцами жили тут же, во флигеле. Почти все «убогие» панически боялись их – отнюдь не потому, что рисковали получить подзатыльник. «Искупанты» никогда, за редчайшими исключениями, не трогали «убогих» даже пальцем – тем не менее никто, кроме Гороха в периоды обострений, не рисковал приблизиться к ним по доброй воле. Ирена скоро поняла, почему…
С того самого момента, как верховный Толкователь исчез в боковом коридоре, напоследок показавшись ей в случайном рассеянном свете – с этого самого момента все происходящее с ней как бы потеряло смысл. Цель – добраться до Анджея Кромара – снова отодвинулась в неопределенную мутную даль, зато загадка – что написано в осужденном властями «Раскаявшемся» – казалась куда важнее реально происходящих событий. И когда Ирене указали ее место – на тюфяке, на жесткой соломе – она безропотно кивнула головой. Все, что происходило – случилось не с ней.
Впрочем, условия жизни в бывшем богатом доме были, пожалуй, даже получше, чем в той ночлежке, где Ирене и Реку довелось провести последнюю ночь перед визитом к Толкователям. «Убогие» ели досыта – в приют регулярно доставлялись богатые пожертвования. Чистота, несмотря на специфические особенности заведения, заслуживала всяческих похвал, и Ирене вовсе не пришлось, как она боялась вначале, изнурять себя грязным трудом. Добровольцы-уборщики старались изо всех сил, ведь иначе их заслуга перед Провидением могла быть обесценена!..
«Приют для убогих» был той отдушиной, той разменной монетой, с помощью которой даже убийца, заранее и до мелочей спланировавший свое злодеяние, мог рассчитывать на компромисс со всевидящим Провидением. Объектом для доброго поступка служили самые благодарные потребители бескорыстия – калеки, сумасшедшие и дети. Не чистые на руку торговцы, уличные воришки и даже обыкновенные разбойники «отмывали» свои прегрешения, подтирая блевотину, вынося горшки и купая парализованных старух. И время от времени важные слуги приносили в корзинах пожертвования от Высокой Крыши. И широкоплечие молодцы, по виду стражники, послушно кололи дрова, подметали двор и чистили выгребную яму…
В их же обязанности входило охранять ворота и содержать в необходимой свирепости сторожевых собак. «Убогие» ни в коем случае не должны были разбежаться – вероятно, их охраняли для их же пользы…
Ирена усмехнулась.
У нее не было времени, чтобы всему стать свидетельницей и до конца постигнуть законы жизни приюта. Зато ей повезло – в первый же день для нее нашелся приятный собеседник; спустя совсем недолгое время ей показалось, что, познав мир «убогих», она поймет эту МОДЕЛЬ в целом…
Скорее всего, она ошибалась.
* * *
Старик с лютней проводил время в углу двора, в относительно спокойном и теплом месте – солнечные лучи являлись сюда рано утром и не уходили до полудня. Старик перебирал струны и негромко ныл песни, без мелодии и без размера, однообразные, но обладающие странным магнетизмом – во всяком случае, для Ирены.
– Да… Я читал «Раскаявшегося». Рассказать тебе?.. Нет. Нет, не боюсь… Но смогла бы ты пересказать, как льется, к примеру, вон та вода…
Из шланга, ведущего от насоса, толчками вырывалась тугая блестящая струя. Чугунный казан мало-помалу наполнялся – кто-то из вольнонаемных уже возился, разводя под ним огонь. Будет теплая вода для купания…
Странное дело. В большом, внешнем, «оригинальном» мире рассказы Ирены не удостоились даже номинации на Серебряный Вулкан. В МОДЕЛИ номер один это были уже весьма достойные вещи – вон, Семироль под впечатлением от них принимал решение об Ирениной жизни и смерти… А здесь, выходит, опальная сочинительница Хмель попала едва ли не во властительницы дум. Случайность или злая шутка Анджея Кромара?
– Расскажи, Музыкант.
– Не смогу…
Ирена вздохнула. Старик умел быть феноменально упрямым.
– Хорошо… А что ты сделал Провидению такого, что оно наказало тебя?
Старческие веки приподнялись, открывая большие, выцветшие, удивленные глаза:
– А разве я наказан?
Ирена помолчала. Предположила осторожно:
