Книга Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин

Беда приключилась, как и боялись рекомендовавшие его комсомольцы и партийцы, на экзамене. Поначалу все шло идеально. В большой, залитой летним солнцем аудитории за столами, покрытыми зеленым бархатом, сидела солидная приемная комиссия. Выглядела она сурово, но Володя уже знал, что о нем успело сложиться хорошее впечатление. Билет тоже попался замечательный: первым вопросом стояли знаменитые «три источника и три составляющие марксизма», о которых много раз говорили и в школе, и на комсомольских собраниях – где только ни говорили!.. Ошибиться в столь общеизвестной теме было невозможно, такое не нужно даже повторять перед экзаменом.

С первой частью – про исторический материализм – Володя справился очень хорошо.

– Маркс наиболее остро раскрыл философию материализма через научное завоевание – исторический материализм, – тихо, с плавной уверенностью, излагал он. Некоторые члены приемной комиссии чуть скривились от своеобразия речевых конструкций Ревокатова, но засчитали ответ ему в плюс. Парень, как видно, со всех сторон способный. Зачем же его валить?

Но со второй частью начались проблемы. Из головы Ревокатова куда-то выпала классическая марксистская формулировка – «прибавочная стоимость» – и он безнадежно погряз в «трудовой стоимости», каковую Ленин относил к достижениям Адама Смита и Давида Рикардо. Суровые политруки, однако, были настроены милосердно, и председатель приемной комиссии попытался спасти положение:

– Все верно, начало трудовой теории стоимости положили Рикардо и Адам Смит. А Маркс развил их учение о стоимости… – тут председатель комиссии сделал паузу, давая возможность Ревокатову с этой полуподсказки дать правильный ответ.

– Да-да, Рикардо и Адам Смит… – скороговоркой пробубнил Володя.

– Что Рикардо и Адам Смит? – председатель комиссии начал терять терпение.

– Рикардо и Адам Смит… – снова повторил Володя. Сообразив, что экзаменаторы начинают закипать, он, судорожно пытаясь вспомнить, как именно Маркс продолжил дело Рикардо и Смита, решил воспользоваться давно опробованным приемом: уверенно начать произносить как бы умную фразу, а там… Там, глядишь, либо он вспомнит, либо комиссия забудет, о чем речь.

– Карл Маркс наиболее полно развил теорию Давида Рикардо и Адама Смита… – солидно и размеренно начал Ревокатов. Но тут у него в голове, как он впоследствии говорил, что-то «переклинило». И тем же солидным тоном, уверенно, он выдал в лицо экзаменаторам:

– Как пишет в своей классической работе Владимир Иванович Ленин…

Раздалось несколько смешков, которые, однако, тут же были подавлены, и лица членов приемной комиссии приняли подобающе хмурое и возмущенное выражение. Если Адама Смита, под хорошее настроение, еще могли простить, то такого кощунства, как переименование Ленина во Владимира Ивановича, ветераны политической работы спустить с рук не могли. Экзамен был провален с оглушительным треском. А Ревокатов отправился проходить срочную службу в мотострелковые войска Мангазейской области. Завершив ее через два года с почетным званием ефрейтора, он остался на сверхсрочную и через некоторое время дорос до прапорщика. Жизнь начала как-то устраиваться, но тут случилась очередная неприятность – как он впоследствии говаривал своим самым близким знакомым, из-за «сердечных», или «амурных» дел.

По внешним своим данным Владимир Ревокатов едва ли мог считаться обаятельным мужчиной. Невысокого роста, говорящий сбивчивой скороговоркой, да еще и не склонный ежедневно принимать ванну (к чему, впрочем, располагало перманентное отсутствие горячей воды в той части, где он служил), в обычных условиях на оглушительный успех у женщин он рассчитывать мог едва ли. Но, на его мужское счастье, их военный городок стоял посреди мангазейских степей. Даже до ближайшей деревни, не говоря уж про город, нужно было добираться автотранспортом. И если некоторые офицерские жены находили себе развлечение, а равно и кое-какой доход, устроившись на работу в местный клуб или магазин, то другие прозябали на положении домохозяек и в свободное от варки борщей время были готовы выть на луну от тоски. Со своей стороны, тогда еще неженатый молодой прапорщик Ревокатов, терзаемый своим холостяцким статусом, начал присматриваться к местным офицерским женам, ища, кому можно излить накопившуюся в его душе тоску и скорбь.

Очень скоро он таковой объект и обнаружил. Технически выбор был достаточно удачный: тридцатипятилетняя жена сорокалетнего майора, все свободное время проводившего на рыбалке и на охоте (что, в специфической атмосфере воинской части, означало более-менее хронический алкоголизм), находилась как раз в той жизненной стадии, когда интимно-романтических приключений хотелось очень сильно, но при этом уже созрело твердое понимание того, что предаваться им нужно без лишней огласки. Опять же, по советским меркам уже серьезный возраст основательно понижал ее котировки в глазах мужского сообщества, почему особой требовательностью она не отличалась. Собственно, отношения с Ревокатовым именно она и начала.

– Ой, Володя! Здравствуйте! – с кокетливым смущением поприветствовала она молодого прапорщика, зашедшего в подъезд их двухэтажного жилого дома. Зачем туда Ревокатов пошел, он сам потом уже и не мог вспомнить – то ли по служебной надобности, к кому-то из офицеров, то ли по неслужебной, к кому-то из корешей. Оно и неважно было.

– Здравия желаю! – поприветствовал он командирскую супругу, стоявшую в дверях своей квартиры. Прическа супруги была только что освобождена от «бигудей», а продранный в районе подмышек старый засаленный махровый халат был соблазнительно полураспахнут, открывая взору слегка уже отвисшую грудь, туго схваченную серым застиранным лифчиком.

От столь соблазнительного зрелища прапорщик Ревокатов споткнулся о первую ступеньку лестницы. Майорская супруга, довольная произведенным эффектом, продолжила:

– Володя, вы не зайдете посмотреть, что-то свет выключился… Может, проводку нужно поправить?

– Это можно! Проводочку поправить… Это можно! – твердо и весело сказал Ревокатов и проследовал внутрь квартиры.

Некоторое время он регулярно поправлял проводочку. Но по неопытности делал это слишком часто. И потому его визиты скоро были замечены и стали предметом обсуждения среди местного офицерства. Наконец слухи докатились и до обманутого супруга, который, на беду Володи Ревокатова, проявил редкостное для людей его круга хладнокровие и даже изобретательность. Сообразив, что прапорщик гарантированно придет к его жене, когда он на несколько дней поедет на очередную охоту или рыбалку, майор старательно, всерьез, начал соответствующие приготовления. Лесы и удилища были тщательно проверены, охотничья гладкостволка (и пара армейских карабинов) начищены, костюм химзащиты, столь сподручный на рыбалке, проверен на наличие новых дыр. Наконец было закуплено десять бутылок водки, и компания из четырех офицеров во главе с жертвой супружеской измены выехала вечером на УАЗе за ворота части – якобы чтобы поспеть к вечерней зорьке. Однако поехали они отнюдь не к речке, а встали в нескольких километрах от гарнизона, где и пробыли два с небольшим часа, успев за это время истребить свыше половины всех водочных запасов и некоторое количество закуски. После чего, бросив в чахлую степную травку бутылки и окурки, влезли в УАЗ, который с визгом, отчаянно петляя, понесся к недавно оставленному дому.