Книга Соблазны французского двора - Елена Арсеньева

Однако Корф стоял недвижим, испытующе глядя на обидчика. Он знал, что point d’honneur[87] для него было немедля принять вызов, однако пытался понять, что же произошло с маркизом. Сильвестр Шалопаи слыл обычным женолюбом и волокитою, каких множество можно встретить в любом обществе; при недавней встрече в Итальянском театре он показал себя к тому же человеком вполне светским и блестящим остроумцем: его крик «Вот аббат Миолан!» сделался настоящим модным bon mot[88] и который день повторялся в салонах и даже во дворце. Какой же белены он объелся нынче? Ведь вел себя подобно провинциальному дурню…

Впрочем, делать было нечего: Корф поднял перчатку и предложил Сильвестру встретиться через час для взаимной сатисфакции. Маркиз вздохнул с видимым облегчением, и Дмитрию Васильевичу пришла в голову весьма здравая мысль о том, что, пожалуй, ради его согласия драться и была затеяна вся эта нелепая история, а шум и гам – лишь проявление страсти Сильвестра к эффектным сценам.

Вот так и произошло, что, заморочив голову заботливому месье Периклу, через час с небольшим во внутреннем дворике заброшенного дома на улице Карусели барон Корф и маркиз Шалопаи сбросили сюртуки, раскланялись, а потом с упоением предались тому самому занятию, которое, сделавшись истинным бичом привилегированных сословий во Франции, было запрещено под страхом смертной казни строжайшим эдиктом короля Людовика XIV, оставшись, однако, и сто лет спустя единственным средством разрешать неразрешимые споры.

* * *

Двор, где происходила дуэль, был похож на узкий колодец: черные стены вздымались к небу, шероховатые даже с виду, потому что камни были не обтесаны. Одна стена была увита мелкими белыми розами; возле нее стояла каменная скамья, покрытая мхом, и Корф, мельком скользнув по ней взглядом, подумал, что если здесь и впрямь бродит призрак, то он – вернее, она, ибо это призрак дамы – любит лунной ночью сидеть на этой скамье, под этими розами, или выглядывает из узкого стрельчатого, тускло освещенного окна… Тут Сильвестр бросился в атаку, и барон забыл о призраке и об окошке, а зря: задержи он взгляд еще на мгновение, он увидел бы свою жену.

Ну не могла Мария не прийти сюда! Ее план, который еще недавно представлялся изощренно-безупречным, отчасти даже забавным, показался вдруг жутковато-нелепым, как если бы, потеряв ключ от двери, она задумала стрелять в замочную скважину чугунным ядром из мортиры. Почему-то подумалось: если хорошо пойдет дело, то станет легче, однако сердце ее обморочно затрепыхалось, когда Сильвестр сделал первый выпад. Корф успел отскочить, а шпага проволокла Сильвестра вперед, так что он врезался в стену и едва успел шарахнуться в сторону, когда совсем рядом клинок барона высек искры из черного камня.

Теперь противники поменялись местами, и Мария видела лицо своего «наемника». На нем мелькнула тень изумления: Сильвестр, верно, не ожидал такого проворства, однако, решив держать теперь ухо востро, принял боевую стойку и сделал второй выпад. Сталь звякнула о сталь – Корф лихо ответил. И улыбнулся не без издевки.

Темп схватки ускорялся. Лицо Сильвестра блестело от пота; тщательно причесанные волосы барона растрепались, с них сыпалась пудра, открывая седые виски. Однако новый удар он отбил так резво, что шпага едва не выпрыгнула из руки Сильвестра.

Маркиз сделал зверское лицо и прыгнул вперед. Снова зазвенела сталь, но Мария уже не отводила глаз. Ей больше не было страшно. Она была в восторге от этого зрелища! Теперь она понимала, почему так много пылких любовниц у заправских дуэлянтов, которых ей приходилось встречать в обществе. Женщины предпочитают дерзкую, отчаянную храбрость, а не спокойную, благородную смелость. Мария, как бы в опьянении, следила за сценой, разыгрываемой по ее воле, постигая, что мужчинами, оказывается, женщине очень легко управлять, и прав был Фонтенель, сказавший: «Мужчины не сопротивляются, если ими движет страсть, – тогда от них можно получить все, что пожелаешь!»

Блеск обнаженных клинков, посвист стали, ритмический топот ног, словно бы выбивающих из брусчатки: «A mort! A mort»![89] – это превратилось в некий смертельный, прекрасный танец. Впрочем, разъярившись, не в силах добиться перевеса, противники постепенно отступали от правил высокого фехтовального искусства. Вот Сильвестр отшатнулся, а когда Корф надвинулся на него, сбил его клинок вниз и, с поворотом подпрыгнув, попытался ударить барона пяткой в голову. Однако промахнулся, с трудом устоял на ногах и обнаружил, что каблук сапога наполовину срезан хлесткой шпагой Корфа. Противники вновь поменялись местами, и теперь Мария отчетливо видела торжествующую улыбку на лице своего мужа.

Мария готова была любоваться этим спектаклем вечно, как вдруг… укол в руку и удар сапогом в коленную чашечку помогли Корфу свалить противника! Острие шпаги затрепетало у самого горла распростертого Сильвестра, а барон, пригнувшись, еще слегка задыхаясь, выкрикнул:

– Я знаю! Я догадался! Вы сделали это по воле моей жены! Она ждет моей смерти!

Запрокинутое лицо Сильвестра от его слов побелело так, словно именно эта неожиданная догадка, а не шпага, каждую минуту готовая пронзить ему горло, была для него самым страшным.

– Нет, – прохрипел он. – Нет…

– Нет? – усмехнулся барон, отведя шпагу, он схватил противника за грудки и рывком поднял с каменных плит. – Я не страдаю болезнью нашего времени – легковерием. Это задумала она, а значит…

Он не договорил.

Стрельчатое окно распахнулось, но за ним никого не было видно. Однако барон не мог отвести глаз от этого темного провала, в котором вдруг возникла узкая женская рука и, как бы прощаясь, взмахнула белым платком…

Взмахнула – и исчезла. И вновь непроницаемая тьма за окном. И воцарилась тишина. Лишь покосившаяся створка слегка покачивалась на ветру, издавая едва слышный тоскливый скрип.

Барон отпрянул, на мгновение оказавшись во власти неодолимого ужаса, – не зная, что от окна только что отпрянула и замерла, вжавшись в стену, до смерти перепуганная и его прозрением, и собственной смелостью Мария.

Сильвестр, однако, не зевал: вмиг оказался на ногах и ринулся в бой. Потеряв голову, решив мгновенно покончить с врагом, в котором он теперь видел только низкого, бесчестного наемника, Корф в ярости взмахнул шпагой, как двуручным мечом… Сильвестр сделал глубокий выпад – и его рассчитанный удар пронзил правое плечо Корфа.

Мгновение барон стоял, чуть покачиваясь, потом грянулся навзничь. Сильвестр успел вырвать шпагу из его плеча и тяжело перевел дух, недоумевая, что же так напугало барона, что помогло одержать, казалось бы, уже недостижимую победу. Да, он явно недооценил своего соперника и за это чуть не поплатился жизнью! Но теперь он хоть на малую толику, а искупил свою невольную вину перед баронессой.

Довольно улыбаясь, Сильвестр обмахнул ладонью потный лоб и невольно поднял глаза. Прямо перед ним было распахнутое окно, в которое высовывалась некая дама с выражением ужаса на смертельно бледном лице…