Книга Братья - Юрий Градинаров

– Сейчас согреемся, Федор Богданович! – улыбался Высь, принеся еще охапку подмоченного сушняка. – Хорошо, дождь короткий был. Не успел все залить. Кое-что сухим осталось.

Федор Богданович из менкера достал штоф с водкой, пару лепешек и кусок малосола.

– Давай, Высь, чуть перекусим да водочки для сугрева выпьем. Кружечка водки согреет лучше костра, – пошутил Шмидт.

– Греет она хорошо, только бокари не сушит! – засмеялся Высь. – Слава богу, комар спрятался от града. Пусть олени хоть ивняка пожуют, пока мы обедаем.

Распогодилось. Озеро успокоилось и легло в берега, оставив на прибрежье много ила, мелких щепок и гусиного пера. После короткого ненастья солнце звало природу к жизни. Капли росинок скатывались с травинок на землю, легкий ветерок стряхивал остатки дождя с листьев ивняка, а на озеро выходили из кустов линные утки порезвиться в воде. В тундру снова вернулось лето.

Подсушив обувь и одежду, Высь запряг воспрянувших быков в нарту. Удобно положил менкер с остатками провизии, привязал ружья и взял хорей. Федор Богданович сел спиной к каюру, и Высь взмахнул хореем. Пришедшие в себя после грозы олени резво понесли легкие нарты с седоками по сырой траве и тающим градинкам.

– Ого! Я думаю, Федор Богданович, при такой прыти мы часа через три будем у родного чума, – крикнул почти в ухо Высь.

– Дай Бог! Главное, чтобы иряки и олени выдержали, – ответил Шмидт.

Ехали у озера по водянистой прибрежной траве. Нарты легко скользили по зелени, поскрипывали. Даже как-то ойкали на ухабах. Олени вспотели, иногда с бега переходили на ход и, чуть отдышавшись, покорно повиновались висящему над головами хорею. Лишь только Высь касался первой тройки, они прибавляли, сбивая дождевую росу с тундровых трав. Потянуло откуда-то дымком.

– Федор Богданович! Сейчас на сопку выскочим и увидим чум. Я носом чую дымок, – крикнул Высь. – И по олешкам вижу. Ишь, как прибавили.

И вправду, с сопки хорошо виден Айнин чум, до которого оставалось верст пять ходу.

На следующий день, поутру, вновь готовились к отъезду. Хозяйка накормила вареным оленьим мясом, рисовым супом с гусем, напоила сладким чаем. Стали укладываться. Айна ловко свернула чум и уложила нюк с жердями на большие грузовые нарты. Потом собрала посуду, оленьи шкуры, таган, столик, высохшие оленьи жилы, аккуратно упаковала и перевязала веревками. Высь с Няркой запрягли оленей, увязали на нарты остальную кладь, равномерно загрузив упряжки. Шмидт ехал с Высем, Павел – с Няркой, Айна – одна. Пять дней ехали по тундре, потом вдоль протоки, наконец вышли на стойбище Выся. В гостевом чуме их ждал пришедший на лодке Евлампий. Айна уложила часть вареного окорока, юколу, лепешки в менкер Шмидта. Федор Богданович заплатил Высю за подряд по его просьбе сто двадцать рублей. Хоть и пригрозил Евлампий Высю карою Афанасия Кокшарова, но тот себе на уме.

– Не грозись, Евлампий! – сказал, смеясь, Высь. – За деньги и Афанасий сменит гнев на милость.

– Ладно. Разберетесь между собой. А тебе, Высь, Айне и Нярку большое спасибо за помощь. Найдете что-то интересное в тундре, я еще приеду.

Перед отходом позавтракали, выпили шмидтовской водки, пожали друг другу руки и пошли к лодке. Все стойбище вышло провожать русских.

Евлампий с Павлом сидели на веслах. Шмидт курил и что-то заносил в блокнот. Потом спросил у младшего Кокшарова, не слыхал ли тот что-либо об аргише князьца Матвея.

– Афанасий спрашивал толстоносовских рыбаков о Матвее. Они ответили, что пока аргиш не проходил. Но это было давненько.

Шмидт укоризненно покачал головой.

– Не думал, что князец подведет. Хотя сомнения были. Даже обдумывал запасной вариант. Петр Михайлович заверил, что провизия в Крестовском будет ко времени. Там же экспедиция ждет.

Евлампий понимающе слушал Шмидта:

– Может, что-то помешало Матвею прибыть в Крестовское. Причин – уйма. Не всегда человек бывает виновен. У тундры свои выкрутасы. Даже летом. То дождь, то снег, то туман, то град. Может, купец провизию к Матвею не доставил. Но вы, Федор Богданович, не волнуйтесь. С голоду не пропадут. Там Соколо, Сурьманча с женами. Они мужики крепкие. И охотники – от Бога. У них и сухари, и сахар, и чай, и мука. Голодом не сидят. А Матвей, коль подрядился, будет к сроку!

Павел сидел на веслах и сильно кашлял. Простудился он на охоте, когда их с Няркою застал град в тундре. До чума добрались вымокшие до нитки. После этого ломило суставы ног, будто их кто-то выворачивал. Натирали водкой. На время боль затихала, потом опять докучала. Он, закусив губы, садился на весла и греб наравне со всеми.

Через четверо суток добрались до Кокшарова, Афанасий только вернулся с летовья и радовался встрече со Шмидтом и Павлом.

Гости помылись в баньке по-черному. Потом жена Кокшарова набрала три мешочка сухого песка, нагрела на огне и положила один на грудь Павла, а оставшиеся – на колени. Больного укутала одеялом на гусином пуху да еще и накрыла тулупом. Павел лежал на топчане, ворочался от нестерпимо горячего песка, потом притерпелся, успокоился и уснул. Часа через три проснулся, истекая потом. Подошел хозяин, откинул влажное одеяло. Пот обильно покрывал лоб больного, пунцовые щеки и стекал по подбородку за ворот рубахи.

– Хорошо! Это лучше баньки! Песок хворь погнал из тела, – радовался Афанасий. – Раза три прогреешься – и ломоту как рукой снимет. Но дальше пешком тебе нельзя. Ноги должны отдохнуть после хвори. Молод еще. Мужиком не стал. Я тебя лодкой доставлю до Толстого Носа, там будешь ждать пароход. Доберешься до Енисейска и жди там брата.

– Я здесь должен дождаться брата. Он, наверное, и так волнуется. Месяц, как мы расстались, – ответил Павел.

– Павел Александрович! С вашей болезнью надо уезжать отсюда, чем быстрее, тем лучше. Скоро осень. Начнутся заморозки. Вам никак нельзя простывать. Брат ваш правым берегом дойдет до Дудинского. А дальше мы вместе пойдем на лодках. Афанасий, нам понадобятся две лодки: Павлу Александровичу – в Толстый Нос, а мне – до реки Соленой. Хочу посмотреть юрские пласты на Пелядке.

– Господин Шмидт! – как можно официальнее обратился Павел. – Все-таки мой брат – начальник экспедиции. И только он волен отправить меня пароходом в Енисейск. Я же вам говорю и ему скажу при встрече: никуда не поеду! Буду с вами до конца экспедиции. А болезнь, думаю, пересилю.

Афанасий Кокшаров похлопал больного:

– Молодец, Павел! Моей закваски! В любом деле иди до конца. Начнешь давать себе поблажки, считай, жизнь не сложится. А на Федора Богдановича не обижайся. Мы просто хотим оградить тебя от болезней. Такие болячки нельзя запускать. Впереди еще две тысячи верст. Почти все надо прошагать. И через ручьи, и через реки, и через горы, и через бурелом. Говорю потому, что знаю. Три года водил по зимнику обозы из Туруханска до Енисейска. Мне можешь верить!

Павел улыбнулся. Под одеялом подвигал ногами.

– О! Суставов не слышу. Боли почти нет. А вам, Афанасий, спасибо за совет. Буду следовать ему всю жизнь!