Книга Взрослое лето - Владимир Голубев

– Согласен, Борян, так Борян. Только у меня такой уговор.

– Какой?

– У меня выстрел один, у тебя два, так?

– Точняк.

– Надо чтобы всё было честно – вытащи один патрон из ствола. Чтобы всё на равных.

– Ну, ты, волк позорный! Берёшь меня в ежовые рукавицы?

– Сам предложил всё по-честному. Я с тобою согласился, вот теперь стою у берёзки, а ты у столетней сосны, так давай и ты иди мне навстречу.

– Слышь, Борян, этот фраер берёт меня на понт! По рукам.

– Отлично.

– Ты куришь?

– Нет.

– А жаль, хоть курнул-бы перед смертью. А в Бога веруешь?

– Верую.

– Тогда ты молись, а я покуда покурю.

Игорь прислонился к берёзе и, не выпуская поджогу из рук, стал молиться, прося у Спасителя только одного – чтобы дочь успела уйти как можно дальше и спастись. Служба на Севере, ежедневные, особенно зимой, опасности приучили к мыслям о смерти. Самая рядовая поездка по тундре могла стать трагической: сломайся машина или гусеничный транспортёр.

– Ну, хорош, прохлаждаться, выходи, – крикнул Утюг, появился из-за сосны и, видя, что Игорь выходит, резко рявкнул: – считай, Борян!

– И раз, и два…

«Три» офицер так и не услышал – на полянке грянул оглушительный выстрел. Утюг рассчитал всё правильно и точно: выстрелил первым, ещё до конца счета. В доли секунды Игорь заметил как в последний момент к обрезу со стороны старой ели метнулась стальная молния, и хлопок кнута слился с канонадой. И его с головы до ног окатила волна тёплого воздуха, листва и сучья падали сверху. Жуков пошатнулся, но не упал. Навалившись на берёзку, он нагнулся и поднял поджогу, но левую руку со спичечным коробком поднести не смог, она его не слушалась. На рукаве проявились красные разводы, как ягоды клюквы на прошлогоднем снегу…

– Ну что, лошина позорная! Обвёл я тебя вокруг пальца. Накось, ещё получи горячего свинца, чтоб не мучился. Ненавижу вас, офицерьё, и ещё ментов с прокурорами.

Утюг вразвалочку прошёл чуть вперёд и демонстративно встал за молодой сосной. В его руке блестел обрез, он безразлично посмотрел на Игоря каким-то нечеловечьим стальным взглядом.

– Слышь! Не падай, не хочу добивать лежачего, так интереснее, – крикнул копатель и стал целить в грудь. – Устроим бродилку, как в игре.

Игорь поднял глаза и посмотрел в небо, вернее туда, где оно должно было быть, но он не видел его, взгляд застрял на колючей ветке ели. «Как глупо всё получилось, – мелькнуло в голову у Жукова, – даже небесам нет дела до того, что творится на земле».

Грохнул выстрел.

Офицер закрыл глаза и подумал – «оказывается, как безбольно приходит смерть».

– Падла, кто стрелял? – заорал Утюг.

Игорь раскрыл глаза и увидел, как рухнувший на колени копатель испуганно смотрит по сторонам, крутя головой. Из-за ели вышел пожилой мужчина в застиранной защитной куртке, с двустволкой в руках, направленной на Утюга.

– Я.

– Ты кто? Что за хрень тут происходит!

– Я ищу пропавшую девочку. Сюда идут спасатели и полицейские. Бросай обрез, нехристь.

– Не дождётесь! Борян, дай-ка ещё патроны, – Утюг по-собачьи оскалил зубы и заревел, в эти мгновения он более походил на загнанного волка, чем на человека.

– Утюг, ты сам тут разбирайся, а я пошёл. Мне в тюрьму нельзя.

– Вот тоже козел! Аа-а-а-а-а-а-а! – из тёмного рта вырвался наружу отвратительный хохочущий звук, переходящий в вой.

– Бросай, говорю, оружие, – ещё раз сказал незнакомец, глядя в упор на Утюга, но главным аргументом в споре оставались воронёные стволы, направленные прямо на него.

– Хрен вам, а не Утюг! Не дождётесь!

Раненый копатель поднял с земли обрез, весь в прилипшей сухой траве и иголках, и резко приставил сталь к своей груди, синие купола на ладони дрогнули, и с ревущим криком «а-а-а-а-а!», он надавил на спусковой крючок. Тело чёрного копателя отбросило от земли, и он, хрипя, завалился на бок и, вытянув ноги, испачканные землёй вперемешку с темной кровью, рухнул навзничь. Тяжёлая челюсть раскрылась, словно он продолжал чертыхаться на весь белый свет.

Охотник ногой отбросил обрез в сторону и подошёл к Игорю, доставая из рюкзака нож.

– Так, тихо, давай не шуми.

– Ну вот, из огня в полымя. А вы собственно кто?

– Свой я, Петр Петрович Аникин, ищу внучку Александра Сергеевича.

– Она вроде убежала. А я хотел их задержать.

– Да я видел… как там её, тьфу… дуэль вашу. Вот только не успел чуть-чуть, так получилось. Ну ладно, до свадьбы заживёт.

Он распорол Игорю рукав и умело забинтовал два входных отверстия от картечи, из которых продолжала сочиться кровь.

– Пошевели пальцами. Вроде кость не задета, но дело дрянь, потеря крови. Надо поднять руку и затянуть повыше раны.

Перевязав раненого, как надо, охотник отошёл и с ног до головы оглядел Игоря:

– А что у нас с ногой? Сейчас гляну. Ого-го – на правой брючине-то дырка. Как левая нога?

– Да вроде не болит, но что-то течёт в сапог.

– Понятно. Будем резать.

Он распорол брючину, но к счастью рана на бедре оказалось несильная, её удалось затянуть бинтами, и кровь остановилась. Затем Аникин подошёл к Утюгу и, убедившись, что тот мертв, спросил Игоря:

– Идти сможешь?

– Смогу. Надо взять обрез.

– Зачем? Этот отстрелялся.

– Один убежал, и ещё они кому-то звонили и просили помощи.

– Ну, тогда другое дело.

Охотник поднял обрез и передал в руки Игорю.

– Проверь патроны, а я посмотрю телефон.

Он пошарил по траве, и среди корней ели нашёл чёрный телефон с антенной.

– Вот этот?

– Да, надо взять с собой, может, пригодится.

– На, держи, – он сунул его в руки Игорю, – я всё равно ничего в нём не понимаю. Пошли.

Первым шёл Аникин, он ступал твёрдым уверенным шагом и даже не смотрел по сторонам. Казалось, всё плохое и опасное позади. Раненому идти было труднее, потеря крови, усталость и нервное перенапряжение давали о себе знать: сердце бешено колотилось, крупные капли холодного пота стекали по спине и груди. Но Игорь не выпускал из рук обрез, стараясь прислушиваться к лесу. Они шли напролом, через чащу, и посторонних звуков не замечали.

Пройдя около часа, Аникин остановился и подозвал Игоря.

– Выходим на гравийку. Ты будь здесь и не высовывайся, а я пойду взгляну, что там, вдруг и вправду засада.

– Может, не стоит, подождём спасателей, не нападут же они на целую толпу.