Книга Принц теней - Рэйчел Кейн

Она зарычала от ярости и, уронив тело Тибальта на мостовую, поднялась во весь рост.

– Никто не убьет этого Монтекки?! – возопила она и обвела взглядом василиска своих наемников, которые пугливо отводили глаза. – За смерть Тибальта надо отомстить!

Никто не пошевелился. Присутствие городской стражи и взгляд герцога, холодный и пристальный, словно пригвоздили всех к месту.

Когда наступила полная тишина, герцог сказал:

– Справедливо, что Капулетти имеют право мести, и поэтому Ромео…

Моя тетя крепко сжала руку мужа.

– …Ромео, – безжалостно продолжал принц, – должен немедленно быть выслан из Вероны и никогда в нее не возвращаться. Я тоже пострадал и тоже нахожусь в горе, ибо моя кровь тоже была пролита из-за ваших ссор. Но накажу вас не смертью, а только очень и очень большим штрафом, который заставит вас раскаиваться в смерти Меркуцио. Так что, синьора Монтекки, я глух к вашим мольбам и требованиям, никакие слезы и мольбы не искупят вины вашего сына, поэтому избавьте меня от них. Пусть Ромео исчезнет немедленно, иначе час, когда его найдут, будет последним для него. Идите же, заберите тело Тибальта и предайте его земле.

Я подумал, что Капулетти должны быть довольны: они потеряли своего неистового Тибальта – и им казалось справедливым то, что у Монтекки тоже не будет Ромео, пусть не физически, а фактически. Ведь отныне Ромео больше не был наследником, с которым были связаны все надежды семьи. Он стал изгнанником, вычеркнутым из жизни и покрывшим себя позором. Весь ужас происшедшего постепенно начал доходить до меня. Мой кузен, каким бы безответственным он ни был, был надеждой Монтекки, а теперь, несмотря на то что в этом кровавом бою он не был даже ранен, он потерял все. Изгой, вынужденный покинуть семью, родной город, все и всех, кого он знал и любил.

И свою главную, безумную любовь.

Единственное, что хоть как-то меня во всем этом утешало, что давало хоть слабый проблеск надежды в этой кромешной тьме ужаса – это то, что по крайней мере таким образом Ромео не будет упорствовать в своей сумасшедшей мечте жениться на Джульетте. За его жизнь нельзя будет дать и ломаного гроша, если он задержится в Вероне еще хоть на час, а брат Лоренцо уверял, что хотя брачные клятвы и были произнесены, брачной ночи у них еще не было. Даже в глазах Бога это еще не было браком.

Но слова Меркуцио, его предсмертный хрип не давали мне покоя, когда я вместе с членами своей семьи возвращался домой.

Проклятие на оба ваши дома.

Определенно его предупреждение начинало сбываться.

Я оставил дядю и тетю и отправился в свои покои, где Бальтазар уже ждал меня: кто нашел его и рассказал ему обо всех страшных событиях, я не знаю, но он к моему приходу уже приготовил ванну с горячей водой и сразу забрал мою пропитанную кровью одежду. Что с ней сделают – сожгут или почистят, – меня совершенно не волновало. Я медленно погрузился в горячую воду с невольным чувством благодарности и стал смывать с себя следы чужой смерти.

Я оставался в ванне, чувствуя, как расслабляются окаменевшие мышцы, пока не пришел Бальтазар с полотенцем в руках. Он вытирал меня сверху донизу мягкими, бережными движениями, а я словно вернулся в детство и снова стал маленьким мальчиком. Меня охватила странная апатия: мне хотелось лечь в постель и свернуться калачиком, и чтобы за мной ухаживали, пока не пройдет моя лихорадка, но эта лихорадка была холодной, не горячей, и я боялся, что пройдет она очень не скоро.

Внутри меня образовалась сосущая пустота – там, где раньше жило все, чем я дорожил и что составляло смысл моего существования. Я потерял Меркуцио, который одинаково ярко пылал и ненавистью, и любовью. И Ромео я тоже потерял – столь же горячего, как и Меркуцио, но хранившего в душе такую нежность, о которой Меркуцио и мечтать не мог. Мои братья по духу, пусть не по крови. И обоих больше нет, их обоих унес злой ветер разлуки.

Я никогда не чувствовал себя таким одиноким.

Бальтазар был чутким человеком – он ничего не говорил мне, только принес вина и усадил меня в кресло рядом с окном, где я мог сидеть и смотреть вниз на улицу. Но очень скоро я встал и закрыл ставни. Булыжная мостовая сияла под лучами солнца, которого Меркуцио никогда больше не увидит, – и это невозможно было смыть горячей водой в ванне. Вид серых камней Вероны навевал мне воспоминания о его смертельно-бледном лице и бескровных губах.

Я обессиленно закрыл глаза, а когда открыл их вновь – в комнате была моя мать.

Бальтазар, должно быть, принес ей кресло, потому что она сидела, как обычно, с прямой спиной, напротив меня, одетая в привычный траур с яркими всполохами золота на шее и запястьях. В домашней обстановке она позволила себе снять вуаль, а волосы ее были убраны в какую-то сложную прическу с бесконечным количеством косичек и узлов, над которой, должно быть, не один час трудились ее камеристки. Как всегда, лицо ее было почти бесстрастно, но все же на нем можно было рассмотреть следы тревоги, если присмотреться.

– Бенволио, – начала она.

– Матушка.

Мой тон явно демонстрировал, что я не расположен к беседе.

Но она не обратила на это внимания.

– Я сожалею о Меркуцио, – сказала она. – Он был хорошим другом, пусть иногда и слишком бесшабашным.

Я ждал. Она ведь пришла сюда не для того, чтобы выразить мне соболезнования.

После недолгого молчания она продолжила:

– Твой кузен Ромео изгнан из Вероны. Это не его вина – он поступил совершенно правильно, убив Тибальта и отомстив за смерть Меркуцио. Но теперь Монтекки остались без наследника, а значит – без будущего. Твой дядюшка должен назвать наследником тебя, Бенволио.

– Меня?!

Наверно, это было глупо, но я действительно был удивлен. Я никогда не думал об этом, а теперь, когда это случилось, страшно огорчился. Я никогда не хотел такой судьбы. Тем более такой ценой – ценой будущего Ромео.

– Дядя никогда не любил меня, матушка. Он никогда не сделает этого.

Я не стал добавлять «потому что я полукровка». Английская кровь, текущая в моих жилах, была причиной постоянного недоверия ко мне, хотя я выглядел и вел себя как истинный житель Вероны. На меня всегда смотрели и будут смотреть как на чужака, где бы я ни был: здесь или в лондонском доме моей матери.

– Он вынужден будет сделать это, – ответила она и посмотрела вниз, расправляя юбки. – Ты видел своего несчастного кузена после драки?

– Нет, он сбежал, как я и велел ему сделать, – сказал я. – Должен ли я найти его?

– Ни при каких обстоятельствах, ни под каким предлогом ты не должен иметь отношения к его неприятностям! Он оказал Монтекки услугу, в этом нет сомнения, но тебе надо быть очень осторожным, сын мой, чтобы не повторить его судьбу.

Эта фраза, как мне показалось, была заготовлена заранее: я ведь совершенно очевидно НЕ имел отношения к его неприятностям, значит, это было просто предостережение. Моя мать ничем не выдала этого – ни голосом, ни жестом, но что-то такое мелькнуло у нее в глазах, что мне стало ясно: она очень взволнована – взволнована тем, удастся ли ей донести до меня послание, которое, в этом не было сомнения, исходило не от нее. Она была только передатчиком, беспомощным посыльным.