Книга Тайная помолвка - Вера Крыжановская

– Валерия, я слеп, как и все люди, а между тем все, по-видимому, обвиняло тебя. Но если ты так упорно отвергаешь мою просьбу, значит, ты никогда не любила меня. Ужели ты никогда не чувствовала потребность увидеть меня и не сознавала, что Амедею нужна мать? И слезы твоего единственного ребенка ужели не трогают тебя?

– Нет, это ты никогда не любил! Я поняла это в ту минуту, когда ты бросил меня, умирающую, на посмешище людям. Истинная, глубокая любовь способна верить, несмотря на внешние улики, а ведь доводы и подозрения остались все те же. Разве ты добыл какое-нибудь доказательство, меня оправдывающее?

– Да, чудо доказало мне твою невиновность, но я открою тебе мою душу, только когда ты будешь со мной снова. Надеюсь, что это будет скоро, что любовь победит гордость, и жестокие речи, которые я слышал от тебя сегодня, не будут твоими последними словами.

– Не мучь меня, Рауль. Быть может, впоследствии я все позабуду, но в эту минуту рана моя еще болит, я не могу отдаться тебе. А теперь пощади и доставь меня домой, все эти волнения выше моих сил.

Князь молча взялся за весла и быстро причалил к берегу. Выпрыгнув на ступени лестницы, он помог Валерии выйти из лодки. Глаза их встретились: во взгляде князя было столько скорби, упрека, что молодая женщина остановилась, не отнимая своей руки. Она вспомнила последнюю просьбу отца, и сердце ее сильно забилось.

– Прости меня, Рауль, но свидание с тобой сильно меня расстроило, – прошептала она. – Обещаю тебе подумать о твоих словах и употребить все усилия, чтобы забыть прошлое, но в эту минуту я не могу.

Она слегка пожала руку мужа и убежала в дом.

Грустный и убитый сел князь в лодку и направился домой. Но скоро он перестал грести и, растянувшись в лодке, предался горьким тоскливым мыслям. Долго ли размышлял Рауль, он не знал. Утомленный, с отяжелевшей головой, он наконец поднялся и грустно взглянул туда, куда его влекло сердце, и вздрогнул. Облако дыма окружало освещенную луной виллу, а с одной стороны фасада огненные языки лизали стену до самой крыши. Охваченный ужасом, князь бросился к веслам. Вспыхнул пожар, и жизнь жены в опасности – вот мысль, всецело захватившая его.

Подплыв к берегу, он увидел испуганных людей, услышал их крики и треск огня. В несколько прыжков он достиг террасы.

– Где княгиня? – спросил он у полуодетой растерявшейся женщины, бежавшей с двумя горшками цветов в руках.

Ничего не ответив, она побежала далее, но Рауль схватил ее за руку и, сильно встряхнув, спросил опять. Как бы очнувшись от сна, камеристка взглянула на него и проговорила:

– Должно быть, наверху. Дым так густ, что невозможно добраться до ее комнаты.

– Где комната графини?

– Наверху, над помещениями баронессы, откуда и начался пожар.

Князь бросился в дом и поднялся по лестнице, уже до того накалившейся, что нельзя было тронуть перила; густой и едкий дым душил и слепил глаза.

– Валерия! – крикнул он в ужасе.

Ответа не было, но в ту же минуту он наткнулся на распростертое на полу тело. Рауль наклонился и узнал Валерию в ночном одеянии. Очевидно, она хотела бежать, но задохнулась дымом и лишилась чувств.

Подняв ее, князь с драгоценной своей ношей пустился в обратный путь как раз вовремя, ибо кругом уже мелькало пламя.

Рауль сам задыхался, голова его кружилась, но, сделав последнее усилие, он достиг террасы.

Свежий воздух придал ему бодрости. Он отнес Валерию в лодку, привязанную у берега, и вернулся к собравшейся толпе любопытных и спасающих, чтобы узнать о тете Адели, но никто не мог сказать ничего положительного. Одни говорили, что именно ее крики подняли тревогу, другие видели, будто она металась по комнате и затем свалилась. Одно было несомненно: пожар начался в ее комнате, но только невозможно было туда проникнуть, чтобы спасти ее.

Взяв у одной из присутствующих женщин шерстяной платок, чтобы прикрыть Валерию, князь проворно вернулся к лодке, тщательно укутал все еще лежавшую без чувств женщину и, крайне взволнованный, отплыл к своему дому. По пути он встретил большую лодку, в которой узнал своих слуг; заметив пожар, они выехали на помощь. Приказав им во что бы то ни стало отыскать и спасти тетю Адель, он поплыл домой, чтобы оказать помощь Валерии. Причалив к берегу у виллы, он нашел весь женский персонал дома.

– Марго, придите помочь мне привести в чувство княгиню, – крикнул он бывшей няньке сына, оставшейся у него горничной, и, сопровождаемый изумленной девушкой, отнес Валерию в свою комнату, где уложил на диван.

Когда четверть часа спустя молодая женщина открыла глаза, она узнала Рауля, стоявшего перед ней на коленях и дававшего ей нюхать спирт, а Марго растирала ей ноги.

– Слава Богу, – обрадовалась горничная, – я принесу сейчас чашку чая, и это вас согреет.

Валерия хотела что-то сказать, но Рауль предупредил ее, он привлек ее к себе и страстно проговорил:

– Дорогая моя, прости и забудь прошлое, ты не можешь не признать руки Провидения, которая разрушила твой дом, чтобы привести тебя под мой кров.

Валерия молча обняла мужа, опустила голову на его плечо и разразилась рыданиями. Рауль молча прижал ее к своей груди, он не хотел удерживать этих слез, которые, он чувствовал, должны были облегчить ее сердце.

– Мой добрый Рауль! Ты спас мне жизнь, забыв о том, что я жестоко оттолкнула тебя, – промолвила наконец Валерия. – Ты тоже прости меня. Как я страдала, если бы ты только знал! Совсем одна, вдали от тебя и ребенка, под гнетом незаслуженного позора! Не будь я христианкой, я наложила бы на себя руки.

– Забудем прошлое, омраченное недоверием и незаслуженным подозрением. С этого дня для нас начинается новая жизнь, жизнь, исполненная любви и доверия. А теперь позволь сказать тебе, что именно открыло передо мной твою невиновность.

Подсев к ней на диван, он подробно описал свое обращение к спиритизму и неопровержимые, данные покойной матерью доказательства ее личности. Наконец, он рассказал, сколько выстрадал, придя к убеждению, что пожертвовал своим счастьем ради обманчивых улик, и затем как воскресла его любовь и созрело твердое намерение отвоевать Валерию, чтобы загладить свою вину. Валерия слушала его и волновалась.

– Ах, Рауль, я хочу разделить твою веру, – и глаза ее блеснули со свойственной ей горячностью. – Я хочу познать эту новую науку, которая заполняет пропасть, образуемую смертью, и дала возможность твоей святой матери явиться с «той» стороны оправдать меня.

– Я посвящу тебя, моя дорогая, и впредь, с благодетельной помощью наших незримых друзей, мы уже не споткнемся на жизненном пути. А теперь пойдем поцелуем нашего бедного, ни в чем не повинного Амедея, которого мы поочередно отвергали, но который тем не менее сохранил в своем сердечке неизменную к нам любовь. Позволь, моя Лорелея, – добавил он, нежно лаская распущенные волосы жены, – бедному рыбаку, которому ты вернула жизнь и счастье, обуть твои волшебные ножки.