Книга Евангелие любви - Колин Маккалоу

Кристиан был счастлив и тоже не хотел разговоров. Как радовались ему сегодня люди! Как радуются каждый день! Контуры того, что должно со временем определить его судьбу, росли и принимали форму. Еще неясная в целом картина начала обретать детали. Его ждали очень долго. Он тоже ждал долго. Но его ожидание несравненно короче их.

Мать молчала, потому что не могла понять, что случилось с Джудит. Почему у нее такой вид? Неужели неприятности? Как узнать какие? Куда бежать за помощью? В ее отсутствие они с Джошуа совершили какой-то страшный грех, и холодный светлый ум Джудит приговорил их без суда.

Холодный светлый ум Джудит меньше всего требовал разговоров. И был теперь не холодным и не светлым. Всепоглощающая ярость и гнев нагрели его до белого каления, устроили настоящий пожар. Думай! Надо все обдумать. Но мозг отказывался рождать толковые мысли. Поэтому Джудит отвернулась от других пассажиров в маленькой кабине – отвернулась не только разумом, но и сердцем.

Когда они оказались в мотеле, предлагавшем райский отдых завернувшим в это время года в город редким гостям, она затолкала мать Джошуа в ее комнату, словно загоняя на ночь скотину, и мрачно повернулась к Кристиану:

– Джошуа, зайдите, пожалуйста, ко мне. Мне надо с вами поговорить.

Когда они шли к ее номеру, она слышала за собой его усталые шаги. Когда дверь закрылась, отгораживая их от всех, он улыбнулся своей самой доброй, предназначенной ей одной улыбкой:

– Как я рад, что вы снова со мной, Джудит. Мне вас очень не хватало.

Не слушая его, она процедила сквозь зубы:

– В чем смысл этого вечернего спектакля в аэропорту Су-Сити?

– Спектакля? – Джошуа посмотрел на нее так, словно она улетала от него со скоростью света.

– Позволять людям вставать перед вами на колени! Прикасаться к той идиотке, словно у вас есть право и сила благословлять! Кем вы себя возомнили? Иисусом Христом? – Она сцепила руки и беспомощно сплела пальцы. Затем оперлась о стол, чтобы не упасть. Стол под ее рукой задрожал и зашатался. – Мне никогда не приходилось видеть такого откровенного, отвратительного проявления эгомании. Как вы посмели? Как вы посмели?

Джудит посерела, ее обветренные на морозе губы шевелились, то втягиваясь, то выпячиваясь, словно новый, сделанный не по размеру чехол для старых, высохших зубов.

– Все было не так. Она просила о помощи, потому и встала на колени. Чего-то от меня ждала, и Бог меня надоумил – каким образом, сам не знаю. Поэтому я ее коснулся – не знал, что еще могу для нее сделать.

– Чушь собачья! Хватит молоть ерунду. Это не случайный жест, Джошуа Иисус Кристиан Христос. Вы изображаете бога. Этому надо положить конец! Прекратить сию же минуту. Слышите меня? Только посмейте разрешать людям падать перед собой на колени! Только посмейте позволять им вас боготворить! Вы такой же человек, как все – никогда не забывайте об этом. Если есть причина, почему вы оказались в этом месте и стали таким, какой есть, то эта причина я! Это я вас создала и привела сюда. Но не для того, чтобы вы ломали комедию, изображая второе пришествие, играя на сходстве имен и убеждая людей, что вы не такой, как они, а божественная сущность. Реинкарнация Иисуса Христа в человеке третьего тысячелетия Джошуа Кристиане! Какая мерзкая дешевка морочить несчастных людей! Пользоваться их тяжелым положением и доверчивостью! Прекратите! Вы меня слышите? Прекратите немедленно!

На губах Джудит показалась пена, и она, почувствовав пузырьки в уголках рта, с шипением всосала их. А Джошуа застыл, словно она обнаружила у него на пятке волшебный выключатель и остановила поток, питавший его колоссальную волю, гнавшую его из города в город и освобождавшую от ощущения холода, усталости и отчаяния.

– Вы в самом деле так думаете? – прошептал он.

– Да! – Кэрриол не сумела себя сдержать и ответить что-то иное.

Он тихо покачал головой:

– Это неправда! Неправда! Неправда!

Она отвернулась к стене.

– Я слишком сердита, чтобы продолжать спор. Будьте любезны, ложитесь в постель. Устраивайтесь и спите. Спите, как всякий смертный, как человек, как мужчина!

Обычно, если объект ярости Джудит находился рядом и на него можно было спустить всех собак, разнос помогал ей успокоиться. Но тем вечером в Су-Фолсе этот трюк не удался. Когда Джошуа, спотыкаясь, вышел из ее комнаты, Джудит стало еще хуже. Злость ее росла. Она не подозревала, что способна на такие сильные чувства. Заснуть она даже не пыталась – она не могла не только лежать, но даже сидеть. Стояла, прижавшись лбом к промерзшей стене мотеля, и мечтала об одном – умереть.

А в комнате Кристиана было тепло. Хорошие, добрые люди каким-то образом умудрились дать ему то, в чем, по их разумению, он нуждался больше всего. Решили согреть. Но ему казалось, что он больше никогда не согреется. Неужели все, что говорила Джудит, правда? Не может быть! Лучше бы ему было не рождаться, чем выслушивать такое. Нет, все это неправда! Не может быть правдой!

Его ноги, привыкшие к нечеловеческой нагрузке и день за днем работавшие, словно поршни, внезапно ослабели. Он рухнул на пол и лежал, не испытывая ничего, кроме ужасного горя от понимания того, как жестоко просчитался.

Им не нужен Бог! Им нужен человек. Но как только божественное овладевает человеком, это уже не человек. Не важно, о чем говорится в книгах, пусть даже их считают священными, он, Джошуа Кристиан, не сомневается: бог не страдает, не испытывает боли, бог не ровня людям, для которых он бог. Только человек способен помочь другому человеку.

Сквозь плотную завесу тумана он пытался представить стоявшую перед ним на коленях женщину. И оглядываясь назад после того, что кричала ему Джудит Кэрриол, он думал, что, возможно, эта женщина его действительно боготворила. Более того, он и отвечал ей как бог. И считал, что имеет на это право. Любой человек со страхом и упреком отрекся бы от этого. Нет, нет, в тот момент он все воспринимал не так! Видел только сломленную болью женщину, которая не могла держаться на ногах. Это боль, а не любовь заставила ее опуститься на колени. Помогите мне! – безмолвно кричала она. Помоги мне, мой брат человек! И он протянул ей руки, полагая, что его прикосновение исцеляет и он способен облегчить ее участь.

Но если она опустилась перед ним на колени, потому что боготворила его, тогда все его усилия напрасны. Все его труды – богохульство. Если он не один из них, если не такой же человек, все его поступки бессмысленны. Если он не один из них и, следовательно, не с ними, то все, что он им предлагал, есть всего лишь прах. Если он не с ними, а над ними, значит, они его использовали, чтобы добраться до некой сути, на что сами больше не надеялись.

В таком случае они немногим лучше вампиров, а он – их желанная жертва.

Его тело вздрагивало, дергалось, сотрясалось. Он безутешно рыдал. Был раздавлен. Сломленный человек или поверженный идол? Какая разница? Он был расколот на куски, и некому было их собрать воедино. Ведь Джудит его оставила.