Книга Марш экклезиастов - Ирина Андронати

Потом Адриана позвали, кто-то на что-то жаловался, а я улёгся прямо на перевязочный стол и уснул. Мне снилось, что гудят самолёты, земля содрогается от ударов тяжёлых бомб, а Лёвушка с броневика произносит речь, бросающую визжащих чёрных собак на штурм зверофермы… норки и песцы метались в панике в своих вольерах, а над воротами написано было огромными железными гремящими на ветру буквами: «Потерянносвинный невиннояйцевый индеец»…

И почему-то во время этой атаки я понял, где мы допустили ошибку при расшифровке записки и что на самом-то деле всё очень просто, но у меня не было сил проснуться.

Неправильно. Я хоть и не проснулся, но поднялся со стола; я был как зомби. Я знал, что мне нужно что-то взять и что-то с этим чем-то сделать. Я взял пульт от телевизора и ткнул какую-то кнопку. И стал ждать, что получится.

Йоханн Акстельмейер появился наконец на слёте кантонистов и объяснил, что во всём виноваты гнойные вонючие педофилы. Он был в чёрной кожанке и чёрном берете, из-под которого широко торчали уши. Швейцарская революция попала в надёжные руки. Я выключил телевизор, снова забрался на перевязочный стол и наконец уснул без пальбы и драки.

21

Необычайные случаи обычно повторяются.

Карел Чапек

Маленький отель «Капри» на рю Бас, в «нижнем городе» Женевы, давно специализировался на японских туристах, и весь персонал очень неплохо изъяснялся на языке страны сакуры, гейш, хайку, оригами и сэппуку. Сегодня отель внезапно оказался переполнен, поскольку новая группа туристов прибыла, а та, на место которой она должна была поселиться, в аэропорт не выехала — ибо аэропорт уже был закрыт. То есть аэропорт впускал, но уже не выпускал. Причём как-то так получалось, что та часть аэропорта, которая впускает, ничего не знала о другой его части, которая не выпускает. Их как будто разделили невидимой, но непрозрачной стенкой, через которую не проходили ни телефонные звонки, ни курьеры, ни просто спешащие по делам служащие.

В общем, спокойно прибывшая из Москвы группа в составе двенадцати туристов обнаружила в отеле раздражённых и напуганных соотечественников, которые объяснили им, что в стране переворот, власть непонятно у кого, с крыш стреляют, в озере тонут, в ресторане кормят неохотно — и вообще надо что-то делать, а консульство бессильно, поскольку их всех арестовали. Туристов просили от отеля не отходить: в университетском городке, совсем рядом, шли митинги и демонстрации; кроме того, утром перестали работать JPS…

Нельзя сказать, что места для вновь прибывших (и очень обескураженных подробностями бытия) не нашлось. Место нашлось. Японцы очень покладистые и неприхотливые люди, а любой одноместный номер легко переоборудовать в двухместный…

Волею судеб Цунэхару и Итиро Симидзу как раз и оказались в таком номере, расположенном на верхнем третьем этаже и обставленном в традиционном стиле: ширма, циновки на полу, квадратный столик с чайным сервизом, ниша с неканонической, но свежей и запоминающейся композицией в стиле морибана… На стене висело длинное узкое зеркало, а напротив него — простая и лаконичная акварель: горизонт, два почти параллельных, но всё же расходящихся стебля тростника — и маленькая пёстрая птичка с расправленными крылышками.

Почти такая же акварель висела рядом с входной дверью, только там была ночь, горизонт угадывался, а стебли тростника подсвечивал летящий светлячок…

Как рудимент европеизма, в номере был камин, но его непросто было заметить за ширмой классической раскраски. Очень узкая дверь выводила на крошечный полукруглый балкон.

Согласно официальным, хоть и фальшивым, документам, Катаоки Цунэхару был на год младше соседа, поэтому он уступил ему очередь в душ. Им позвонили и сказали, что горячая вода может вот-вот закончиться, потому что и электричество, и газ в отель подают с перебоями. Слушая шум воды, Цунэхару рассматривал акварели. Они были чисты, трогательны и наивны, но, скорее всего, вышли из-под печатного станка где-нибудь в южном Китае. Одновременно он размышлял о том, как исполнить свой замысел. Главное, не совершать глупых действий и этими глупыми действиями не навлекать на себя неудачу.

Он никогда в жизни ещё не был так близок к цели…

ИЗ РАССКАЗОВ ДЗЕДА ПИЛИПА

(уже потом)

Прямо скажем: обделался я в тот раз по самые уши, стыдобища, ме каго ен ля тапа дель органо и ме ревуэлко енсима де ля миерда! И на старуху нисходит проруха, а уж когда на старика…

А с другой стороны — любому можно дать сзади по башке — и, пока он тихо дремлет в отключке, связать его чем-нибудь подходящим. Меня вот связали телефонным проводом. Крепкая на разрыв вещь оказалась, я раньше-то думал — так, тьфу…

Короче, валяюсь я, в ум пришедши, придумал уже, как буду провод перетирать о железную дверку приоткрытую, как вваливаются Лёва наш и с ним Крис — и успокаивают, что-де можно не торопиться, самолёт у нас тю-тю, свистнули у нас самолёт, будем прорываться куда нам надо пешим строем. И я понимаю, что это у меня на роду так написано: заместо лететь ходить пешком, а то и на брюхе, подобно змию. А вы говорите: десант, десант…

Ладно. Пока меня размотали, пока я башку на место поставил (на этот случай у меня завсегда с собой в заднем кармане) — прошло какое-то время. Лёвушка меня торопит куда-то, Крис, однако же, наоборот: осторожнее, говорит, Филя, осторожнее. Да я и сам стараюсь не рыпаться, поскольку гуля на темечке горячая, размером с детский кулачок — и всё растёт. Но до двери добрался. И вот мне её открыть надо, а я, как та ворона, что, на молоке обжегшись, в любой куст гранату кидает, — я дверь тихонечко приоткрываю и с корточек в щёлку одним глазом…

И вижу солдатскую жопу во весь экран.

И то ли от этой гули на темечке, то ли ещё от чего — но так я взбеленился, что ещё немножко дверь приоткрыл и солдата скрал. Дал легонько по кумполу, внутрь заволок, дверь закрыл. Что там снаружи — не знаю. Крис на меня с удовольствием смотрит, сам же винторез подобрал и в изучение углубился. А я руки-ноги языку проводом стянул, как положено, и хлебнуть глоточек дал. Тот и глаза открыл. Ну, говорю, парень, а теперь объясняй — быстро…

На каком языке спросил? А хрен его знает. На каком-то понятном. В общем, он-то сразу понял. И запшепрашел со всей предельной откровенностью.

Ну да, по-польски. Зовут его Стефан — тёзка одного нашего, и даже похож с лица: тощий, и нос бугорком. Они тут, оказывается, все поляки. Уже давно. Объединённые силы по поддержанию мира в Швейцарии. Или как-то наподобие. Полк такой-то, личный номер такой-то (я помнил поначалу, а потом забыл за ненадобностью). Выполняют задачу по перехвату запломбированного самолёта из России, который должен был ввезти в страну группу особо опасных агентов КГБ, специалистов по городской партизанской войне.

Перехватили, спрашиваю?

Нет, говорит, самолёт из-под самого носа улетел, видимо, почуяли гады исходящую от нас, смиренных миротворцев, опасность.