Книга Изнаночные швы времени - Иван Слепцов

Андрей с безмятежным видом устроился на носовой площадке катера и наблюдал за Олегом. Тот, как ни странно, нервничал: то садился на скамейку у кассового терминала лодочной станции, то вставал, то нервно жевал сорванный лист дикого винограда, которым было оплетено ограждение причала, с остервенением отплевывался, очищая горечь с языка о рукав.

– Все! – вдруг провозгласил Норман, и Феликс опять продемонстрировал, что именно он самый быстрый проводник Центра прикладной хрономенталистики. Олег лишь успел, встав со скамейки, сделать несколько шагов, а Феликс уже протиснулся между Норманом и Шуриком и загомонил:

– Я же говорил! Я же говорил, что не надо останавливаться у Переславля! Надо было идти к Смоленску и нанимать войска в Польше, да и везде, где получится. С такими деньгами можно было выставить пятьдесят тысяч обученных солдат. Орде конец бы и пришел!

Норман охнул и стал спорить. После вторжения монголов невозможно рекрутировать столько войск в Восточной Европе, говорил он, местные монархи стали бы чинить препятствия, не желая обескровливать собственные силы.

– Объявили бы Крестовый поход, – настаивал Феликс.

– На это имеет право только Папа Римский, – напомнил Норман. – Потребовались бы переговоры, времени ушло бы много. Вспомни, сколько понадобилось Даниилу Галицкому, пока его не провозгласили королем.

– В Германию бы отправили вербовщиков, – продолжал гнуть свое Феликс.

Норман доказывал, что долгие сборы поглотили бы большую часть средств, собрать армию удалось бы только года через три, Александр Невский уже уверенно уселся бы во Владимире, и освободительный поход превратился бы в страшную междоусобную войну.

– Ты хочешь сказать, что триста лет рабства были неизбежны при любом раскладе?! – горячился Феликс.

Пока Норман обдумывал точный ответ, Андрей коротко бросил:

– Неизбежно все, что было. И будет.

Это «и будет» было произнесено с еще одной особой интонацией, свойственной Андрею. Она обещала скорые и радикальные перемены.

– Я светлейшего хочу спросить, – продолжил Андрей. – Ты, князь Голицын, на что свои богатства потратил бы, спасением молодой княгини честно заработанные?

Все обернулись к Олегу.

Феликс смотрел на него ободряюще: давай, дружище, отбрей его, покажи, что не напрасно мы рисковали, отправляясь во Владимир, что красивым был бы конец этой истории, не утопи князь казну. Норман, наклонившись к Шурику, предложил пари: Олег сейчас скажет, что основал бы университет в Новгороде и привлек лучших преподавателей из Болоньи, Парижа и Модены. Шурик ему ответил, что поставил бы один против ста: Олег начал бы мощную, настоящую колонизацию Русского Севера.

И только Квира почувствовала, что это не просто так задан вопрос – не об истории в сослагательном наклонении речь идет.

Олег, глядя прямо в глаза Андрею, объявил:

– Свою часть казны я забираю!

Квира впервые поняла, что такое ватные ноги, привалилась, чтобы не упасть, к ограждению пристани. Это конец, поссорятся, решила она. Теперь не будет знаменитых «бдений», когда Андрей и Олег, просиживая сутками в директорском кабинете ЦПХ, на ее глазах планировали экспедиции, которые помогали Центру поддерживать репутацию в профессиональном сообществе. А ведь именно там их, казалось, легкомысленный спор о своекорыстном русском дворянстве, которое не выдвинуло никого вроде Лайоша Баттьяни[167]и не освободило крестьян без выкупа помещичьей земли, вырос в идею создания энциклопедии мировых аграрных реформ, за которую ЦПХ получил в 2238 году Геродотовскую премию.

– Что-то случилось? – шепнул Норман на ухо Квире. – Я ничего не понимаю… Ты побледнела.

Она не успела ответить, да и не слышно было бы – над пристанью на небольшой высоте, пронзительно вереща, пролетел ангиграт с надписью на борту «Рейтер». Все обернулись на звук: с запада летело еще несколько таких же аппаратов.

Андрей не стал дожидаться прессу. Прыгая через две ступеньки, он взлетел по лестнице с причала на берег, прыгнул в мобиль, развернул его, расстреливая придорожные кусты щебнем из-под колес, и понесся по дороге на Кашин. Феликс и Олегом сделали то же самое, а Шурик и Норман вопросительно смотрели на Квиру: нам не надо ли убираться? Но она чуть покачала головой.

Втроем они стояли на причале. Впрочем, журналисты их не побеспокоили. Рейтеровский антиграт со всей эскадрильей бросились вдогонку за мобилями. Стало тихо.

– Так что случилось-то? – спросил Норман.

– Не поняла я, – ответила Квира. – Из нашей прибыли Олегу причиталось пятнадцать процентов. Не знаю, о какой он половине говорил. Может, они с Андреем о чем-то потом договорились, я не в курсе.

Они посидели еще минут пятнадцать. Потом Квира встала.

– Поедемте все-таки. Очень хочется выпить.

Шурик покачал головой:

– Поезжайте. Я пройдусь.

Они пожали друг другу руки, мобиль Квиры укатил, а Шурик, дождавшись, пока у пристани уляжется пыль, перешел гравийную площадку и зашагал по пешеходной дорожке, проложенной вдоль шоссе.

Пока он проходил охранную зону озера, засаженную соснами, прогулка была очень приятной: прохладно, чистый воздух, вокруг тебя скачут любопытные белки. Однако потом дорога оголилась под солнцем и потянулась по насыпи между бесконечными полями. Справа за сетчатым забором росла кукуруза, слева за таким же ограждением – пшеница.

Шурик, весь мокрый от пота, шагал тем не менее бодро. На десятом километре он, правда, пожалел, что не поехал с Квирой и Норманом, а после дорожного указателя с отметкой «15» стал оглядываться в надежде на попутный мобиль.

Но шоссе было пустынным. Лишь раз ему попался трактор, буксирующий дождевальную установку. На поднятую руку трактор не реагировал. Андроид, управлявший им, видимо не был научен подвозить попутчиков.

Шурик уже подумывал, не включить ли ему киктоп и не вызвать ли воздушное такси, сколько бы это ни стоило, как прямо перед ним на насыпь с разгона въехал другой трактор. Въехал и остановился. Дверца кабины открылась, и показалась лицо паренька лет четырнадцати, а потом выглянула и девушка, чуть постарше.

Парню, судя по всему, хотелось узнать, произвел ли он впечатление своим трюком.

– Извините, если напугал, – пробасил он. – Я вас поздно заметил, не мог остановиться.