Книга Леннар. Псевдоним бога - Антон Краснов

Человечество еще не придумало средства против хандры, заниженной самооценки и возрастных кризисов лучшего, чем непосильный труд. Гамову весьма наглядно и полноформатно удалось примерить справедливость этого утверждения на себя.

…Иногда ему казалось, что все происходящее вокруг него — лишь сон, навеянный извращенным воображением какого-то хитрого демона, засевшего в нем, Гамове, и время от времени удачно выдающего себя за самого Константина.

До старта оставались считаные дни, когда все перевернулось с ног на голову и громадная, ни на мгновение не затихающая работа оказалась под угрозой срыва.

Гамов сидел в пустом конференц-зале Координационного центра и работал на ноутбуке, когда прозвучал звонок, быть может, спасший ему жизнь. Позвонили на мобильный, и Гамов, которому в последнее время звонили сотни людей, нисколько не удивился, что высветившийся номер был ему неизвестен.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Константин.

Голос казался знакомым, более того, Гамов был уверен, что слышал его совсем недавно — но что-то в этом голосе переменилось, надломилось, появилась какая-то усталая и стертая нотка.

— Здравствуйте, — осторожно ответил пресс-атташе проекта «Дальний берег». — Простите, но кто вы?

— Я понимаю, вам сейчас позволительно не узнавать меня, Константин Алексеевич, — в тон Гамову откликнулся собеседник, — можно сказать, с недавнего времени все поменялось, поменялось разительно, словно в сказке. Да, именно — в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Вот тут Константин узнал говорящего.

— Здравствуйте, Олег Орестович, — произнес он. — По какому поводу беспокоите? И кто вам дал номер моего… ах да! Ведь вы знали…

Следователь Грубин ответил сдержанно и тихо:

— Простите, что я отрываю вас от работы, вас, человека занятого. Востребованного. Это я сейчас бездельничаю. Я взял отпуск. Вот хочу увольняться. Даже — увольняться… Зацепило, не отпускает… Вы-то знаете, Гамов, о чем это я. Вы — догадываетесь. Не поверите, такая глупость — даже в монастырь вот хочу уйти… Снять с души… Словно это только для меня. Крокодил. Египет. Чертовщина. И вот теперь — этот ваш проект. Добром не кончится, я знаю… Интуиция, если хотите.

— В чем конкретно я могу вам поспособствовать? — сухо спросил Гамов, не отводя взгляда от экрана рабочего ноутбука.

— Ну да… Я вот о чем вас прошу. Вы, наверное, находитесь в вашем Координационном центре, да?

— Откуда вам это известно?

— Я просто предположил.

— Ну допустим, да.

— Через дорогу от вас, возможно, прямо напротив окон того помещения, где вы сейчас находитесь, есть старинная церковь.

— Я и сейчас ее вижу.

— Очень хорошо. Я стою возле нее. На входе. У царских врат… Константин, я понимаю, что это дерзость, что у вас плотный график и вырваться очень сложно, объект — режимный и под охраной. Но не могли бы вы вместе со мной зайти в церковь? О, три минуты, не больше, надолго я вас не оторву. Я прошу.

Костя заколебался. Он кашлянул и хотел было ответить отрицательно, но Грубин словно почувствовал, что реакция Гамова будет именно такой, а никак не иной, и поспешно добавил:

— Я понимаю, что у вас нет никаких причин уважать меня и доверять мне. Но… честное слово… вы здорово помогли бы мне, если бы выполнили эту мою небольшую просьбу. Очень, очень неспокойно. Я сам не знаю, отчего меня угораздило оказаться именно здесь и именно сейчас, какой черт дернул набрать номер вашего мобильного… С тех пор как начала происходить вся это чертовщина, во мне что-то сдвинулось. Я клянусь вам, так жить нельзя, нельзя! — вырвалось у Грубина, и Гамову вдруг стало мучительно неловко, и, чтобы сломить нестерпимое ощущение этой неловкости, выкорчевать его из груди и горла, Константин сказал довольно поспешно, приглушенным голосом с растрепанными нотками:

— Я сейчас буду. Подождите минуту. Я занят, мне через десять минут нужно будет вернуться на рабочее место, так что… Подождите.

— Жду, — эхом откликнулся Олег Орестович.

— Я ненадолго отлучусь, — сказал Гамов Миле Галустян, красавице, умнице, по совместительству руководителю съемочной группы, ведущей телемост с Останкино и орбитальной станцией, где был оборудован коммуникационный модуль. В данный момент там, кстати, находился профессор Крейцер, контролировавший ход работ по орбитальной сборке.

Мила колдовала над распределительным пультом, отвечавшим за подключение и контроль оборудования телестудии центра. Сейчас она координировала подключение и настройку осветительных приборов. Не поворачиваясь к Гамову, она отозвалась:

— Отлучишься? Ну если только очень ненадолго. Ты не забыл?.. Скоро заедут ребята из телецентра, мы проведем коротенький сеанс связи с орбитой и сразу дуем в Останкино, так что не задерживайся. Пропуск на выходе подпиши, а то мне начальник охраны уже выговаривал! Дескать, разгильдяй этот ваш…

«Интересно, зачем я понадобился этому Грубину, — размышлял Гамов, спустившись со своего третьего этажа на лифте и идя по длинному, ярко освещенному коридору, по которому обильно сновали люди с лимонными бейджиками на груди, указывающими на их принадлежность к проекту «Дальний берег», — неужели в самом деле у него поехала крыша? Или он решил вылепить очередное вздорное обвинение? Хотя… о чем это я? Сейчас мы с ним в разных весовых категориях, и никто не позволит… Следователь прокуратуры приглашает меня в церковь. Сказал бы мне кто подобное на нашем первом допросе, никогда бы не поверил. Впрочем, фокусы дяди Марка могут впечатлить и более непробиваемого человека, чем этот замыленный следак…»

Тут цепочка размышлений вынужденно оборвалась, потому что Гамов добрался до пропускного пункта, где сейчас властвовал старый знакомый Кости, полковник КГБ в отставке, еще недавно возглавлявший охрану подмосковного НИИ профессора Крейцера, — Вениамин Ильич Донников по прозвищу Бен Ганн. Как и Гамов, Донников получил существенное продвижение по службе, попав в заместители главы службы безопасности данного режимного объекта, но нельзя сказать, чтобы это повышение положительно сказалось на его характере, въедливом, придирчивом и подозрительном. Впрочем, возможно, таким и полагается быть настоящему церберу…

— Ваш пропуск, — произнес он, увидев на экране монитора физиономию Кости Гамова, — цель внепланового оставления рабочего места?..

— Бюрократ вы, Вениамин Ильич, — вздохнул тот, засовывая пластиковую карточку индивидуального пропуска в цель контрольного аппарата и прикладывая большой палец к тускло мерцающей сенсорной панели, — ваш непосредственный начальник не такой буквоед, хоть и тоже из ФСО…[13]

Вениамин Ильич Донников ничего не ответил. Как и многие люди его склада, он был целиком сосредоточен на работе, и даже если через пропускной пункт шел бы Лев Толстой или товарищ Сталин (люди, как несложно догадаться, легко узнаваемые и совершенно не нуждающиеся в идентификации), все равно он потребовал бы пропуск с соответствующими данными. Гамов вздохнул и вышел на улицу, на охраняемую территорию, в объективы камер наблюдения и под белы очи охраны КПП. Затем он прошел через калитку, благо был легко идентифицирован товарищами из спецслужб, перешел через дорогу, воспользовавшись подземным переходом. Там пел его одноклассник Тарас Ромашов, в свое время подававший большие надежды. Костя, деликатно отвернувшись, швырнул ему сотенную бумажку (сам-то каким был еще полгода назад…) и, выйдя прямо к церкви, сразу же увидел фигурку следователя Грубина в сером плащике, неверной походкой прохаживающегося под мелким унылым дождем. С первого взгляда Костя, кажется, понял, в чем суть и причина этого настоятельного вызова, из-за которого он, Гамов, вступил в незначительные трения с заместителем начальника охраны… Ну да. Конечно. Этот Грубин банально пьян. Бывает. Только это его дело!.. Какого хрена отвлекать занятых людей?!.