Книга Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

Автомобиль стоял на перекрестке считанные секунды, и сознание Ларисы не успело зафиксировать то, что запомнило подсознание. Это еще раз подтверждает, как прав был Бугрименко, говоря о психологии.

Вот, оказывается, как бывает. Лариса тронулась вперед, и возмущенные сигналы затихли. Она не спешила, ехала медленно, плелась в правом ряду. Куда теперь спешить? Еще сегодня утром она страдала, желала, надеялась, думала, что любит и любима, мечтала об успехе и славе.

Сейчас Лариса ничего не чувствовала. Ни боли, ни горечи, ни отчаяния. Внутри была лишь пустота, мертвая зона, выжженная до черноты.

Она свернула с шоссе на свою улицу, проехала мимо цепочки магазинов и зарулила во двор. Может быть, отец прав – лучше бы она весь этот месяц поливала помидоры на даче, а по вечерам пила бы чай с соседом Антоном?

У подъезда маячил темный силуэт. Лариса вышла из «ауди», силуэт ожил, направился к ней навстречу. Это был Глеб. Вид он имел самый обыкновенный, все те же белоснежные брюки, только поверх рубашки была надета светлая ветровка – днем жара стояла почти летняя, но ночи стали по-осеннему холодными.

– Привет, – он подошел вплотную и остановился, прислонившись боком к полированному капоту «ауди». – Где ты пропадала? Я тебя искал везде.

– Зачем? – устало проговорила Лариса.

– Может, поднимемся в квартиру? – Он неловко переступил с ноги на ногу.

– Зачем? – снова эхом отозвалась она.

– Попробуй сменить пластинку. – Глеб попытался заглянуть Ларисе в глаза, но она упорно отворачивалась. – Вот теперь нам надо как следует поговорить. Я бы не хотел делать это во дворе.

– Теперь уже не надо.

– Послушай, – он слегка повысил голос, – у меня были причины так поступать, поверь! Тебе будет сложно понять, ты хорошо устроилась в этой жизни: живешь на мужнины деньги…

– Это не так, – перебила Лариса, – я живу на свои деньги.

– Ну да, на свои, – Глеб иронично кивнул. – Я имел в виду другое. Да, конечно, ты работаешь, зарабатываешь. Но при этом живешь-то ты в его квартирке, ездишь на его тачке. И случись что…

– Я не понимаю, о чем ты? – Лариса попробовала отойти от машины, но Глеб загородил ей дорогу.

– Постой! Ты прекрасно понимаешь! Кому я здесь был бы нужен? Отпел бы этого поганого Герцога, и пнули бы меня из Москвы коленкой под зад! Что тогда? Снова ехать в Нижний? Пахать там за копейки в местном театре? Или остаться и снимать такую же конуру, как в Марьино, отдавая на это большую часть зарплаты?

– Лепехов не собирался отказываться от тебя. Были бы еще предложения. Ты бы встал на ноги, постепенно, не сразу.

– Не говори ерунду, – резко возразил Глеб. – Тебе не пять лет, ты отлично знаешь, что иметь талант вовсе не значит иметь карьеру. Карьера складывается из нескольких составляющих.

– Но Гран-при – это визитная карточка.

– Я тебя умоляю! Это же не международный конкурс и даже не конкурс Чайковского. Я видел десяток таких же лауреатов, которые всем были без надобности по причине своей глубокой принципиальности и глупой убежденности в том, что их должны заметить и облагодетельствовать. Для начала им негде было жить в нашей родной столице.

– Ты мог бы жить у меня, – сухо проговорила Лариса. – Кстати, и машина была бы в твоем полном распоряжении. Почему-то тебя это не устроило!

– Охота была сидеть на шее у бабы! – запальчиво сказал Глеб.

– У бабы, значит, нельзя! – Лариса с усмешкой покачала головой.

Глеб дернулся, как от удара, и тихо сквозь зубы пробормотал:

– Спасибо. Я так и знал, что ты это скажешь.

– Если знал, тогда зачем начинал этот разговор? – равнодушно пожала плечами Лариса. – Будь добр, пусти, я пройду.

– Ты идиотка, идиотка! – Глеб в ярости треснул кулаком по капоту. – При чем здесь квартира и машина? Пусть трижды к черту катятся, разве в этом дело? Я же петь хочу, хочу партии получать, готов хоть по семь часов кряду пахать, хоть больше! А для этого раскрутка нужна! – Он вдруг остыл так же внезапно, как и вспылил. Безнадежно махнул рукой, глядя себе под ноги. – Я тебе говорю детские вещи, смешные вещи. Раскрутка, моя милая, стоит денег, бешеные бабки на нее нужны. У него, – голос Глеба зазвучал глуше, – все это было. Только поэтому… – Он замолчал, с преувеличенным старанием стал оттирать малюсенькое пятнышко грязи на блестящей поверхности машины.

В этот момент он снова напомнил Ларисе ребенка, который сознает, что провинился, поступил нехорошо, но уверен, что его поругают и простят. Он явно ждал, что она пожалеет его, начнет оправдывать, согласится с тем, что у него действительно не было другого выбора.

Лариса молча полезла в сумочку за сигаретами. Глеб поднял на нее глаза, во взгляде его промелькнуло удивление.

– Я же не виноват в том, что все так получилось, – произнес он извиняющимся тоном, полагая, вероятно, что Лариса злится на то, что чуть не погибла из-за него. – Кто мог знать, что этого придурка одолеет такая ревность? Отелло хренов! Я в последние дни не знал, куда от него деться, уже сам жалел. Скажи честно, он подходил к тебе, что-нибудь говорил?

– Он мне звонил, – спокойно сказала Лариса, с интересом глядя на впечатление, которое произвели ее слова.

– Звонил? – В тоне Глеба звучало сомнение. Кажется, он не верил ей. – Зачем?

– Он говорил от твоего имени, слегка изменив голос, но так, чтобы было достаточно ясно, что это именно ты. Угрожал, требовал перестать интересоваться «опелем» и его водителем.

– Ух ты! – выдохнул ошеломленный Глеб. – Вот это фантазия! Псих, одно слово, сумасшедший. То-то я гадал, отчего вы оба такие чокнутые были на последних репетициях. И давно он так забавлялся?

– Забавлялся? – Лариса сделала многозначительное ударение на повторенном слове. – Да не так чтоб слишком давно. Три дня.

– Ну точно! – Глеб умолк на мгновение, словно подсчитывая что-то в уме. – Как раз с того момента, как мы разлаялись. Я сдуру ляпнул ему вечером про то, как ты меня выставила убийцей и душегубом. Выходит, он все это по-своему понял.

– Выходит, – подтвердила Лариса.

Она не понимала, зачем они с Глебом сейчас стоят здесь, ведут этот странный разговор, методично сопоставляя детали, сравнивая свои ощущения, точно собираясь составить протокол, как Бугрименко или Весняковская.

Она почувствовала такое одиночество, словно вдруг оказалась на далеком, необитаемом острове, где нет ни единого живого существа. Ощущение было настолько сильным и пронзительным, что перехватило горло, и на глазах выступили слезы.

– Вот видишь, – горячо продолжил Глеб, по своему истолковав блеск в «е глазах. – Ты сама во всем виновата. Припаяла мне несчастную девочку и слушать ничего не захотела. Ты хоть сейчас-то веришь, что это не я?

– Да, – глухо проговорила Лариса, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. – Да. Того, кто это сделал, уже нашли.