Книга Мед его поцелуев - Сара Рэмзи

Салон оказался куда меньше гостиной, но не настолько уютным, как личная гостиная Элли, в которой встречались Музы Мейфэра. Комната была пуста, но в камине тепло перемигивались зажженные свечи. Элли не считалась с расходами на празднества и готовила все комнаты, даже когда не собиралась их использовать.

Эмили хотелось шагать, но она заставила себя замереть. Ей нужно было хранить рассудительность — и не позволить себе мольбы, — чтобы услышать от Малкольма нужные ей слова.

— Присядешь? — спросил он.

— Нет. Так что ты хотел сказать?

Он пробежался пальцами по волосам. Если на нем и была шляпа, Малкольм давно ее потерял, и темные пряди намокли во время дневного дождя. Он сцепил руки за головой, словно пытался ее не касаться. Эта поза, напряженные линии его рук и груди, его взгляд, который не отрывался от нее, лишь подчеркивали варварские страдания.

— Я сожалею, Эмили. Обо всем.

Эти слова ему пришлось протискивать сквозь сжатые зубы.

Она ждала.

И он ждал.

Она вздохнула.

— Это твое извинение?

Он уронил руки и скрестил их на груди.

— А разве не этого ты хотела? Не извинений?

— Так вот почему ты это сказал? Ты решил, что этого я и хочу?

— Я понятия не имею, чего ты хочешь, — ответил он. — Я думал, что знаю, когда мы были в Шотландии. Но ты изменилась.

Она рассмеялась, почти так же резко, как прозвучали его слова.

— Я не изменилась. Ты просто увидел во мне только то, что хотел увидеть.

— А ты разве не сделала то же? Увидела во мне забавную ручную собачонку, которая тебе приглянулась?

Смех Эмили был фальшивым, а вот фырканье вполне искренним.

— Ты не похож на собачку. С чего ты подобное взял?

— С того, что ты предпочла бы во мне увидеть. Я ждал у твоих ног, радуясь любому объедку, когда ты решала отвлечься от своей «переписки».

Он намеренно подчеркнул это слово. Эмили разозлилась.

— Это твои фантазии, не мои. Ты хотел, чтобы я была у твоих ног, ожидала свободной от парламента минутки, чтобы быстро потрахаться и снова ждать твоего возвращения.

Малкольма шокировала ее вульгарность, но мрачное выражение его лица сменилось чем-то похожим на боль.

— Господи, Эмили, — вздохнул он. — Когда же мы оступились?

Она внезапно ощутила усталость — жуткую усталость, от которой хотелось забиться в его объятиях и позволить ему держать ее, пока она плачет.

— Я не знаю, Малкольм. Но я хотела бы все вернуть.

Она помолчала. В мерцающем свете свечей она видела на его лице то же отчаяние, которое овладело ее душой.

— Но я не могу все вернуть, — прошептала она. — Возможно, нам стоит признаться, что счастье нам просто не суждено.

— Я в это не верю.

Его голос был твердым. Что бы он о ней ни думал, как бы ни злился, он не мог допустить поражения.

— Почему ты так уверен? — спросила она.

— Назови это интуицией.

Та же интуиция много месяцев назад сломала в библиотеке ее жизнь — и ту же судьбу, похоже, он жаждал увидеть в их будущем.

Но она не видела нужного пути. Возможно, счастье, как блуждающий огонек, всегда ускользает у самых пальцев, ведя к разрушению.

— Нет такой вещи, как интуиция.

— Я читал твои книги, Эмили. Ты веришь в судьбу. Ты веришь в предназначение. И твоя судьба здесь, со мной.

Он шагнул вперед, привлекая ее в объятия.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, что мне сделать, чтобы быть с тобой.

Его голос гремел в груди, к которой Эмили прижималась щекой. Его губы касались ее волос. Вернулась та самая нежность, от которой она теряла контроль.

«Никаких интриг», — напомнила она себе.

Но хотя она собиралась сказать ему правду, слишком сложно было смотреть ему прямо в глаза. Она спрятала лицо у него на груди.

— Я хочу верить, что ты видишь меня, истинную меня. Ты видишь меня, не свою графиню, не хозяйку дома и не племенную кобылу. Что ты будешь любить меня, даже если я подведу тебя.

Она хотела остановиться. Но должна была признаться ему до конца, хотя голос упал до шепота.

— Я хочу верить, что однажды ты полюбишь меня так же сильно, как я тебя.

* * *

Малкольм напряг руки. Обнимать Эмили было так приятно. Даже если она врала. Даже если хотела сделать его посмешищем.

Даже если он ее не заслуживал.

Он не знал, как признаться в своих чувствах, но он знал, как ее соблазнить. Одна его рука скользнула по ее спине, прелюдией к сладкой битве, в которой он победит. Он мог показать ей свои чувства, но не мог найти слов, чтобы высказать их вслух.

Она отстранилась. И в ее глазах он увидел, как ее сердце из кровавой жертвы превращается в неприступную стену.

— Ты не зацелуешь меня до покорности, Малкольм.

— Я не собирался, — возразил он.

Ложь была слишком очевидна. Она отступила еще на шаг.

Либо скажи мне, что ты чувствуешь — что действительно чувствуешь, а не то, что, как ты думаешь, я хочу услышать. Либо отпусти меня.

Он запаниковал. Он никогда не испытывал паники. Но сейчас его жизнь висела на волоске. И Эмили сжимала ножницы, безжалостная и решительная, как судьба, которая привела его к ней. Он не мог все испортить. И не мог потерять ее ради верно звучащей фразы.

— Ты принадлежишь мне, Эмили. Навсегда. Я не врал, когда произносил свои клятвы. Позволь мне отвести тебя домой и доказать это.

Он знал, что это не те слова, но она должна была почувствовать скрытое за ними чувство. Ее глаза заблестели. Он подумал, что еще миг, и он сможет ее убедить…

Но кто-то постучал в дверь.

— Эмили, ты жива? — позвал Алекс.

— Мне жаль, — прошептала она.

Он потянулся к ней, но Эмили ускользнула.

— Когда ты искал себе жену, ты требовал чего-то бескровного. Ты хотел нечто, что позволит тебе спасти клан, ты не искал счастья для себя. Я бы вышла за тебя, несмотря ни на что, но слишком поздно для всего остального.

Она смерила его убийственным взглядом.

— Но ты должен решить, чего хочешь, Малкольм. Я могу быть холодной женой ради высшего общества. Или твоей любимой. Но не требуй от меня менять эти роли — ни один из нас не выдержит такой жизни.

Она подошла к двери и открыла ее. Алекс ждал, сверля его взглядом, и подал руку Эмили.

Ее слова были воинственными, но глаза говорили, что она все еще хочет его.