Книга Рождественское обещание - Шелли Брэдли

– Пусти меня, – приказала она. Ее голос стал низким, дыхание участилось.

Айан не обратил внимания на ее слова.

– Ты всегда охотно веришь в самое худшее обо мне. Когда я сказал, что люблю тебя, ты тут же начала искать какие-то скрытые мотивы. Да, в прошлом я совершал ошибки. Но ты так и не простила их мне. – Он сверлил ее взглядом. – Ты сама выбрала Джеффри Арчера, и, в конце концов, мне пришлось смириться с этим. С того дня, когда я услышал, что ты овдовела, я ничего так сильно не хотел, как с полным правом назвать тебя своей женой. Угрозы моего отца и предложение лорда Браунли не значили ничего, кроме того, что я получу средства, чтобы претворить в жизнь свою мечту и построить будущее для нас вдали от Линтона, будущее только наше и ничье больше. А ты предположила лишь, что у меня был какой-то хитроумный план, как обманом заставить тебя выйти за меня замуж, чтобы я мог целыми днями наслаждаться своей властью над тобой. Ты считаешь, мне больше не на что тратить время?

Он усмехнулся, показывая свое раздражение и разочарование.

– Я не могу жениться на женщине, которая отказывается мне доверять. Я даже не могу разговаривать с такой женщиной.

Он выпустил ее руку и отступил назад. Впадинки на его лице, казалось, были высечены из гранита, голубые глаза стали невыразительными, холодными… и совершенно пустыми.

– Я забрал назад свое предложение. Теперь я исчезну из твоей жизни.

Айан развернулся и стремительно направился к лестнице, ведущей к парадному входу Харбрука. Внезапно Джулиана поняла, что не знает, радоваться его уходу или горевать.

– Ты что, совсем рехнулась, девчонка? – закричал отец, лицо его побелело.

Это гнев вызвал у него такую странную бледность? Наверное, у нее был такой же цвет лица. Бог свидетель, она тоже была в ярости. И это чувство подавленности – нет, она не позволит себе поддаться ему. По крайней мере, не сейчас…

– Тебе бы очень хотелось, чтобы я была дурочкой! – парировала она. – В этом случае вы с Айаном легко бы обвели меня вокруг пальца и затащили к алтарю. Но я не намерена больше терпеть эти интриги. Я прекрасно понимаю, что мое финансовое положение вынуждает меня быть обязанной тебе за то, что ты поддерживаешь меня, но я уже не ребенок. Моя зависимость вряд ли дает тебе право решать за меня, что мне делать в будущем. Я взрослая женщина…

– Может, и взрослая, но безответственная! – прорычал отец.

Джулиана уперлась руками в бока, ее гнев нарастал, как несущийся вперед снаряд.

– Многострадальный брак с Джеффри многому меня научил, в основном тому, что надо осмотрительнее выбирать мужчину, с которым я пойду к алтарю. Айан и я…

Она хотела сказать, что они не подходят друг другу, но это было не совсем верно. Отдельные мгновения выделялись, словно золотые проблески маяка, дарящие надежду своим сиянием: их игра в снежки, празднование Рождества, которое он захотел разделить с ней, часы после того, как он без остатка предавался любви с ней. Если бы он не был так лжив, так властен, если бы хоть толика из того, что он говорил, была правдой, то, может быть, они могли бы подойти друг другу.

Нет, невозможно, не стоит обращать внимания на тоскливые мысли. Пытаться изменить Айана – это словно желать изменить цвет луны.

– Вы с Айаном подходите друг другу больше, чем большинство благовоспитанных парочек, заключающих брак, – заверил ее отец. – Вы хорошо знаете друг друга. Брак, прекрасный во всех отношениях, и только твой упрямый нрав мешает вашему союзу. Ты считаешь себя умной и независимой. Но я вижу только своевольную девчонку, слишком озабоченную своими собственными желаниями, чтобы проявить внимание к мнению других.

Отец никогда не изменится. Не изменится ни его склад ума, ни его манера поведения. Джулиана знала это, знала, что ей следует придержать язык и прекратить попусту тратить слова. Но, в конце концов, она не смогла сдержать рвущийся наружу гнев.

– Я защищаю свое будущее, так что оно будет таким, как я пожелаю. И как ты смеешь относиться с презрением к моему поведению? По крайней мере, я никому не платила, чтобы заставить тебя плясать под свою дудку. Это самый вероломный поступок, который я могу представить.

Отец нахмурился и приложил руку к груди, словно его ранили. Хорошо. Она надеялась, что ее слова задели его так же сильно, как ее задели его поступки. Возможно, тогда он проявит уважение к ее чувствам и прекратит вмешиваться в ее жизнь.

– Тебя волнует, какой униженной я себя при этом чувствую? – продолжала Джулиана. – Сомневаюсь.

Пошатнувшись, отец сделал шаг назад, затем еще один.

– Ты уходишь, даже не выслушав меня до конца? – с вызовом бросила она. – Ты настолько труслив…

– Нет, – простонал отец, закрыв глаза и вцепившись себе в грудь.

И осел на пол.

Минуту он корчился на бордовом ковре и стонал от боли. Дело было плохо. Джулиана поняла это, опустившись рядом с ним на колени. По-настоящему, ужасно плохо. Жуткие гримасы на его лице и громкие стоны, вырывавшиеся из его груди, свидетельствовали о страшной боли.

Неужели сердце отца не выдержало? Ужас от мысли, что такое возможно, лишил ее способности дышать, мыслить.

Джулиана закричала.

Айан возвратился из Харбрука в отвратительном настроении. Он мчался на своем мерине во весь опор, затем стремительно вошел в Эджфилд-Парк и потопал по лестнице наверх, совершенно не думая о шуме и грязи, которую оставляет за собой.

Он знал, что его поведение было дерзким, но ему было совершенно наплевать.

Войдя в свою комнату, Айан захлопнул за собой дверь и прямиком направился к бренди, стоявшему на маленьком секретере. Наполнив стакан до краев, он опрокинул его себе в рот, с удовлетворением ощутив, как спиртное обожгло его внутренности. Он бы швырнул ничего не подозревающий стакан в стену, просто чтобы услышать, как тот разобьется вдребезги, если бы не хотел еще бренди.

Проклятая женщина! Чертовски упрямая, прекрасная негодница. Почему все между ними должно быть так ужасно?

Айан налил себе еще порцию бренди и расправился с ней так же быстро, как с первой. Он ждал какого-то успокоения, чтобы хотя бы легкое оцепенение овладело водоворотом его мыслей или разрывающимся на части сердцем.

Ничего. Ни малейшего облегчения. Он нахмурился. Странно, потому что бренди обычно излечивало возникающее время от времени отвратительное настроение. Однако надо принять во внимание, что сегодняшнее настроение было отвратительнее всех предыдущих. Но разве это имело значение?

– Черт побери! – выругался он, затем налил себе еще и выпил, надеясь на лучший результат.

По-прежнему ничего. Действительно странно. Будь все проклято, что теперь?

Эксперимент? Да. Сколько стаканов ему нужно, чтобы воспоминания превратились в расплывчатое пятно? Сколько выпивки потребует его тело, пока он не забудется блаженным сном?