Книга Иные измерения - Владимир Файнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пять телефонных аппаратов стояли по левую его руку на специальном столике. На диске одного из них золотился герб Советского Союза.
— Доброе утро, — сказала она. — Гоняешь тут без меня пустой чай, не завтракал.
Он положил газету, взглянул на жену. В этот момент зазвонил один из телефонов. Снял трубку.
— Слушаю.
Никто не ответил. Он положил трубку на место.
— Кто это мог быть? — спросила жена. — Может быть, это звонил Леонид Ильич? Переживает, что дочь попалась на этих преступлениях с бриллиантами…
— Рано. Брежнев так рано не просыпается. Чего стоишь? Присядь. Хочешь, сварю тебе кофе и принесу сюда?
— Бесстрашный мужик, зачем тебе нужно было вскрывать это дело? — Она подошла к мужу, поцеловала в седой висок, спросила: — У тебя плохое настроение?
— С чего ты взяла?
— Давай всё-таки померяю давление?
— Чего ради? Прекрасно себя чувствую.
Но она настояла. Принесла из спальни танометр, он задрал рукав домашней куртки. Давление оказалось почти идеальное — 130 на 80.
— Знаешь что, милая моя, — сказал он, с грохотом отодвигая стул и поднимаясь во весь рост, — неужто будем опять, как старики, всю субботу торчать дома и мерить друг другу давление? А не махнуть ли нам в «Светлое»? На два дня. Погода вроде установилась. Побудем на воздухе. Ты у меня бледненькая. Давай?
— Давай, — согласилась она, тронутая его заботой. — Наверное, нужно туда позвонить?
— Всё сделаю. Собирайся.
Пока жена наскоро делала себе кофе, переодевалась в спортивный костюм, он выбрился. Позвонил и в «Светлое», и личному водителю Николаю Егоровичу. Договорился, чтобы тот подъехал через полчаса.
— Ну что, собралась? — спросил он, входя в спальню.
Жена сидела перед трюмо, рылась в плетёной корзиночке с лекарствами.
— А что, собственно, брать? В «Светлом», в нашем номере, надеюсь, всё сохранилось, как мы оставили в последний раз.
— Последний раз были в июне, а теперь конец сентября. На всякий случай кофту возьми потеплее.
— Там кофты есть. Я вот думаю, какие лекарства взять для тебя.
— Едем на два дня. Не бери ничего.
— Ну ладно. На всякий случай возьму хотя бы коринфар — от давления.
— Ну и дурочка ты у меня! — сказал он, выходя в гостиную. — Там дежурят медики, так сказать, всех родов войск.
В гостиной он глаза в глаза столкнулся с висящим в простенке между двумя окнами собственным портретом. Модный художник изобразил его в мундире при полном параде. Со всеми орденами, медалями. Они были исполнены так натурально, что казалось, протяни руку и снимешь сверкающую звезду Героя Советского Союза, орден Ленина и все прочее.
«Вот тот, первый орден Ленина, Калинин вручил в сорок втором, во время войны, а на другой год я с ней познакомился на партизанской базе, когда мы с Пономаренко организовывали сопротивление на захваченных территориях. В тот же год её ранило в ногу. Только когда отправил самолётом на Большую землю, понял, что она для меня значит».
В дверь позвонили. Он пошёл открывать. Это был шофёр Николай Егорович, поднявшийся, чтобы помочь снести вниз вещи. Но вещей не было.
— Готова? — спросил жену. Снял с вешалки чёрный кожаный плащ с погонами, надел его, и они втроём спустились к «БМВ». Поехали. Сопровождаемые машиной охраны.
…Он был генерал-полковник. Не просто генерал-полковник, а член ЦК, курирующий Комитет государственной безопасности и его главу — Андропова.
Жена почти ничего не знала о деятельности мужа. Дочка их выросла, недавно вышла замуж за дипломата и теперь жила далеко — в Париже.
Одиноко им стало. Тем более, что дружить домами с другими членами ЦК, их семьями не получалось, не складывалось. А от остальных людей отделял особый уклад жизни. Зато теперь все их внимание, вся забота были, как никогда, направлены друг на друга.
Минут через сорок въехали на территорию правительственного дома отдыха «Светлое». Остановились у главного корпуса. Вышли из машины. Поблагодарили водителя. Он развернулся и уехал вслед за машиной охраны.
Остались одни на освещённой нежарким солнцем аллее. И тут же подбежала дежурная, увидевшая их из окна корпуса.
— Ой, здравствуйте! Давно у нас не были. Ваш номер ждёт вас. Можно пойти позавтракать.
— Спасибо, — сказал генерал-полковник. — Для начала немного погуляем, разомнёмся.
И они пошли мимо корпуса, мимо пустой в этот час веранды с журнальными столиками, мимо соединённого с главным корпусом стеклянным переходом здания, где находился бассейн и кабинеты физиотерапии.
Жена взяла его под руку. Как всегда, ощутила ни с чем не сравнимое чувство устойчивости, надёжности. Прижалась.
— Тебе не холодно? — спросил он. — Поднялась бы за кофточкой.
— Пожалуй, придётся.
Они повернули обратно к главному корпусу.
— Жди меня здесь, — сказала жена. — Через минуту вернусь.
Вошла в корпус, взяла у дежурной ключ от номера. Поднялась лифтом на четвёртый этаж. Вошла в номер. В глаза бросился стоящий в вазе букет из разноцветных кленовых листьев. В спальне открыла шкаф, где лежали аккуратно сложенные их вещи, оставшиеся с лета.
Вытащила и надела перед зеркалом подаренную дочерью пушистую французскую кофту. Тут же сняла. Быстро вытащила из стопки вещей синий спортивный свитерок с молнией. В нём сразу ощутила себя молоденькой девушкой.
И покинула номер.
Выходя из корпуса, не заметила, что за ней следит дежурная.
Мужа у входа не было. Посмотрела налево, направо… Его нигде не было.
И тут заметила дежурную. Та стояла перед ней, не глядя в глаза.
— Вы не знаете, где мой муж?
— Видите ли… Только не волнуйтесь. Ему стало плохо. Его увезли.
— Как это? Кто увёз? Где мой муж?!
— Пожалуйста, не волнуйтесь. Он заболел. Умер.
Она стояла, ловила ртом воздух, потом начала валиться на землю.
Я был студентом отделения поэзии Литературного института. В тот ноябрьский день у меня произошла большая неприятность: перевели с очного отделения на заочное и таким образом лишили стипендии.
Я пришёл домой. В растерянности стоял у стола, где лежали учебники, раскрытая хрестоматия по древнерусской литературе.
Родители были на работе. Я думал о том, что новость будет для них ударом.
Нужно было бы пообедать. И всё-таки приступать к занятиям.
Но тут раздался звонок телефона. Звонили приятели ещё со школьных времён. Сообщили, что едут ко мне с каким-то срочным делом.