Книга Река - Кетиль Бьернстад

Большинство гостей, безусловно, решили, что я влюблен в Ребекку, думаю я. Несмотря на все сомнения, одолевающие меня по дороге сюда, я чувствую, что речь мне удалась, что она прозвучала как выстрел.

— Бесподобно! — Какой-то пьяный судовладелец из Бергена чокается со мной через стол. Он тоже уже не ориентируется в происходящем. — Черт, вот это была речь! Но почему же вы с нею не поженились?

Я вижу, что окончательно перестал нравиться Кристиану Лангбалле. Он уже не скрывает своей враждебности. Ребекка что-то шепчет ему на ухо. Но видно, что его это не утешает.

А речи все продолжаются. Говорят со всех концов, со всех столов. В палатке пахнет кислыми газами — кто-то не удержался — и водочным перегаром. Речи продолжаются даже после полуночи. Гости начинают чувствовать усталость. В павильоне нет вентиляции, и поэтому трудно дышать. Наконец, около половины второго мы выходим из-за стола. Время для сладкого, для кофе и коньяка.

Я посматриваю на жениха. Он уже с трудом держится на ногах. Однако находит дорогу к столу с тортом, правда, с помощью Ребекки. Вместе со своей красивой невестой он любуется свадебным тортом. Потом она вовлекает его в свадебный вальс. Он шатается, рыгает, но у Ребекки сильные руки, и она то и дело возвращает его в нужное положение.

Когда вальс подходит к концу и нанятый оркестр Норвежского радио исполняет последние такты не очень удачно выбранного вальса из «Веселой вдовы», Кристиан замечает меня, забившегося в угол, уставшего от светской болтовни, уставшего от тревоги за Марианне. Ни для чего другого во мне сейчас нет места.

— Ты! — кричит Кристиан Лангбалле и освобождается от цепкой хватки своей новоиспеченной жены. — Тебе от меня не уйти!

— Кристиан! — кричит Ребекка.

— В чем дело? — восклицает Дезире Фрост и закрывает рот рукой.

Я чувствую приближающуюся опасность и бегу из павильона в главное здание, где стоит стол, заваленный подарками. Он бежит за мной, охваченный бешенством.

— Стой! Стой! — кричит он. — Ты так легко не отделаешься!

Я уже у выхода, но там стоит кучка гостей. Мне через них не пробраться. Я оглядываюсь и вижу, что Кристиан Лангбалле взял курс прямо на мою кобальтовую вазу. Он хватает ее со стола, поднимает над головой и со всей силы швыряет в меня.

— Это тебе по заслугам, вдовий ёбарь! Дрочитель роялей! Проклятый лизун сладких местечек… Кобель!

Дорогая ваза от «Norway Design» попадает мне в плечо и падает на пол. Я чувствую резкую боль. Он мчится ко мне, окончательно потеряв над собой власть. Но путь к выходу освободился. Я бегу туда. Кто-то увидел, насколько опасно мое положение, и открыл для меня дверь.

Я исчезаю в ночи. На земле появился тонкий слой снега. Поскользнувшись на последней ступеньке, я падаю на дорожке перед подъездом.

Но меня никто не видит. Мои невидимые друзья в доме быстро закрыли за мной дверь. Из дома доносятся крики и вопли.

Я бегу в темноте по направлению к Музею народного искусства. Мне хочется убежать от боли в плече, но больше всего хочется убежать от охватившей меня тоски. У меня такое чувство, будто я погрузился во мрак. Он путает мои мысли. В нем все становится неузнаваемым или невидимым.

Я перестаю бежать и перехожу на шаг. И иду полночи. Прихожу в Скёйен. Потом поднимаюсь к Аббедиенген и дальше, к Бьёрнслетта. А оттуда уже прямая дорога в Рёа и на Эльвефарет.

Наконец я в доме Скууга и ставлю пластинку Джони Митчелл «Вудсток»: «We are stardust. We are golden. And we’ve got to get ourselves back to the garden».

Я тревожусь. Прежде всего за Ребекку. Но и за себя. И за Марианне. У меня перед глазами эта свадьба, брачная ночь. Я знаю Ребекку. Знаю, где проходит ее болевой порог. Может, на первых порах случившееся ничего не значит. Может, почти никто этого не заметил. Может, все объяснимо. Может, Ребекка и Кристиан поговорят так, как мы говорили с Марианне много ночей подряд.

Вдруг все становится опасным.

Звонок с Багамских островов

Проходит два дня.

Ребекка звонит мне в семь утра.

— Ты можешь сейчас говорить? — спрашивает она.

— Конечно. Ведь я совершенно один. Да и не один тоже мог бы говорить. Марианне знает, что ты для меня значишь.

— Я сейчас на Багамах. Здесь время не совпадает с норвежским. Кристиан только что заснул. Я не могла не позвонить и не попросить у тебя прощения за то, что произошло на свадьбе.

— Если уж просить прощения, то не тебе.

— Тебе сильно досталось?

— Да. Ключица сломана. Правая рука парализована. Теперь я могу играть только концерт Равеля для левой руки.

— Не смейся надо мной!

— И не думаю.

— Я только хотела сказать, что Кристиан совсем не такой, как ты думаешь. Ему очень стыдно за случившееся. Он слишком много выпил. Некоторые парни плохо переносят алкоголь.

— Я знаю.

— Не сердись на него. Он настоящий уютный медвежонок. Между прочим, ты произнес изумительную речь. Я гордилась каждым твоим словом.

— У меня были добрые намерения.

— Не сомневаюсь.

— Как вам там на Багамах? Валяетесь на берегу? Пьете ром? Вы счастливы?

— Да, я никогда не была такой счастливой. Но когда солнце светит прямо в лицо, когда слишком жарко, когда я лежу в шезлонге с закрытыми глазами, знаешь, о чем я тогда думаю?

— Нет.

— Попробуй угадать.

— Глупая. Мы теперь должны забыть друг друга.

— Мы никогда не забудем друг друга, — говорит она.

— В твоих словах нет логики. Тогда объясни, как ты можешь быть счастлива без меня?

— Я счастлива, потому что ты — это ты, а Кристиан — это Кристиан. И потому, что вы находитесь там, где находитесь, ты — с одного бока, а он — с другого. Но, наверное, надо быть женщиной, чтобы это понять.

Новогодний вечер

Я сижу в поезде, последний день 1970 года. Выпал снег, но не очень много. Я нашел новых квартирантов в квартиру Сюннестведта. Двое студентов, оба пианисты. Я еду к Марианне. Она уже давно мне не звонила. Боюсь, что это недобрый знак. Но пытаюсь утешить себя тем, что ее лечат, что она принимает разные процедуры. Ей сейчас не до меня.

Поезд идет мимо типичного эстландского пейзажа. Ровные поля, невысокие холмы. Большие усадьбы. Одинокие дома. Здесь живут своей жизнью. Раньше я не замечал этого ландшафта. Теперь я им упиваюсь. Он меня волнует. Я думаю о том, что здесь живут люди. В этих домах. И некоторые сталкиваются с теми же трудностями, что и мы. Что в жизни много невидимого. Что мне необходимы новые чувства. В самом ли деле я хочу стать музыкантом? В голове у меня крутятся вопросы, которые задавала Ребекка. Но я не могу заставить себя даже попытаться ответить на них. Я думаю только о Марианне. Думал ли я о ком-то другом в последнее время? Ведь я постоянно о ней думаю, независимо от того, занимаюсь ли я, обедаю ли или произношу речь на свадьбе Ребекки. Марианне все время у меня в сердце. Я болен от вечной тревоги за нее.