Книга Александр Македонский - Василий Ян

Двурогий близко… Он сейчас сбросит его и растопчет копытами коня. Но отборные телохранители Двурогого уже заметили свирепого скифа, пробивавшегося к царю Азии. Громадный черный нубиец подлетел сбоку и мощным размахом метнул в него копье. Копье скользнуло по панцирю, зацепило бедро и пронзило спину карего жеребца. Будакен полетел на землю вместе с перевернувшимся через голову конем. Толпа всадников пронеслась через него. Последним взглядом Будакен узнал пегого коня Кидрея. Мелькнуло копье, пронзившее плечистого нубийца, который повалился на землю, и затем темная ночь накрыла плащом глаза Будакена.

Телохранители Александра, отбиваясь от скифов, с трудом оттеснили их от царя царей. Схватив поводья его коня, плотным кольцом вылетели они из сечи и помчались обратно к реке.

Александр с трудом домчался до лодок. Здесь он приказал эфебу взобраться на скалу и следить за тем, что замышляют скифы. Сам же укрылся в кусты полыни, и телохранители загородили его, растянув плащи.

– Лекаря скорее, базилевс заболел животом! Где скифы? – кричали они.

– Скифы снова приближаются, – отвечал со скалы эфеб.

Александр, бледный, с синими кругами под глазами, поддерживаемый телохранителями, прошел в лодку. Гребцы отчалили и заработали веслами, направляясь к другому берегу.

Передние фланги пехоты македонцев продолжали наступление. Они были неудержимы и не останавливались, уверенные, что сзади следуют подкрепления Александра. Ожидая великих наград за разгром непобедимых скифов, они гнались за отрядами рассыпавшегося во все стороны противника, но натиск македонцев был бессильным ударом меча по воде.

Скифы с такой быстротой уходили от пехоты и тяжелых коней македонских этэров, что проскочили то место, где им приказано было завернуть и ударить с боков на растянувшиеся позади них ряды яванов.

Дикие вопли понеслись им навстречу. Впереди в ущелье весь путь перегораживали ряды скифских телег, где находились женщины, дети и старики. Дымились костры, испуганные быки и верблюды бились на привязях.

Черные от солнца сакские жены на телегах подымали маленьких плачущих детей.

– Убейте нас раньше! Не отдавайте на позор врагам! Воины ли вы? Куда несетесь, потеряв голову?

Одна женщина верхом на тощей лошади, с люлькой поперек седла, помчалась в ряды скифов:

– Дайте нам копья! Мы сами будем драться! Умрем в бою!

Люлька на широком ремне, перекинутом через шею женщины, раскачивалась, а она хлестала кобылицу и неслась сквозь ряды задерживающих бег скифов.

Македонцы издали увидели тяжелые телеги, где их кони переломали бы себе ноги. Военачальники закричали слова команды, и с необычайной быстротой и искусством всадники повернулись, перестроились и, стараясь сохранить порядок, понеслись обратно.

Скифы, как стая легких собак, наседающих на тяжелого кабана, кружились и гнались вслед за уходившими македонскими всадниками.

Македонцы направились обратно к реке тем же путем, постепенно сдерживая бег, подбирая своих раненых и добивая раненых скифов.

Скифы напирали сзади, готовясь к новому удару. Сейчас отряд Гелона налетит на македонцев, перерубит канаты плотов, и тогда в рукопашной схватке можно покончить с владычеством Двурогого в Азии.

Но Гелон с отрядом не явился…

Македонцы свободно приближались к переправе, выдерживая натиск беспорядочно наседавших скифов, а навстречу им уже двигалось подкрепление: извилистая линия лучников и пращников; за ними тесными рядами, блистающая медью, спешила пехота, прикрываясь бронзовыми щитами, готовая к рукопашному бою.

Яваны спешно переправлялись обратно на свой берег. Оттуда метательные машины с грохотом начали снова выбрасывать тучи стрел и камней, оттесняя скифов, пока последние плоты не оттолкнулись от раскаленного каменистого скифского берега…

В Мараканде

По дороге к Мараканде, взбираясь с холма на холм, плелся серый ослик с двумя мешками, перекинутыми через спину. Сзади шагал Спитамен в рваной одежде; красный лоскут был обернут вокруг головы. Он шел ровной походкой, веткой подгоняя осла и беспечно тянул песню, переливчатую, как завывание ветра.

Он посматривал на старые желтые стены Мараканды с густыми кустами в трещинах между зубцами бойниц и, хмурясь, отворачивался, когда порыв ветра доносил душную струю трупного смрада. Возле открытых ворот, где обычно стояла стража и лотки продавцов вареной требухи, сушеного винограда и сладких палочек из теста, теперь было пусто. На дороге, изрытой глубокими колеями, валялись цветные тряпки, лежала на боку телега с одним колесом.

Осел, насторожив длинные уши, обошел телегу и шарахнулся, наткнувшись на раздутый труп белой лошади. В стороне лежали в странных позах несколько людей; собаки лениво отбежали от них и остановились, высунув языки, когда путник бросил в них камнем.

После ворот начинались домики ремесленников, окруженные урюковыми деревьями. Здесь раньше перед двустворчатыми дверьми целый день сидели медники и выковывали молотками тазы, кувшины или бронзовые серпы. Теперь не было видно ни одного мастера. Дверцы распахнулись; на пороге лежало пестрое одеяло, повсюду валялись клочья соломы и разбитые черепки посуды.

Осел засеменил по узкой тропинке вдоль глиняного забора.

Странная тишина и безлюдье делали мрачными эти извилистые улицы, по которым раньше непрерывным потоком двигалась смеющаяся пестрая толпа.

Что-то сильно ударило Спитамена в щеку, и легкая деревянная стрелка отскочила и скатилась на землю. Он задержал осла и вошел в раскрытые ворота. «Что это было: знак предупреждения или западня?» Он привязал осла и прошел во двор с квадратным прудом посередине. Раньше когда-то Спитамен бывал здесь и знал хозяина – красильщика материй. И сейчас через двор были протянуты посиневшие от краски веревки, и на них еще висело несколько темных лоскутков.

Но где же сам мастер? У него было много детей, постоянно какие-то старые и молодые женщины полоскали холсты; где они? Пустынно и угрюмо, как выбитый глаз, глядела дыра в стене дома, и в ней запутался скомканный рваный ковер.

Новая стрелка пролетела мимо Спитамена, и тут он заметил на старом платане среди широких зубчатых листьев кудрявую головку мальчика. Он притаился за стволом и целился из самодельного лука деревянной лучинкой. Злые глазенки сверкали.

Спитамен подошел ближе, прикрывая лицо руками.

– Не подходи, а то убью, – пропищал ребенок.

– Подожди убивать, я друг твоего отца. Хочешь хлеба? – И Спитамен протянул ему сухую лепешку.

Мальчик схватил ее и стал жадно грызть, ворча, как звереныш, и вдруг заплакал. Слезы текли по щекам, и он утирал их грязным кулачком.

– Что с тобой, мальчуган, чего ты плачешь?

– Я боюсь здесь оставаться. Возьми меня с собой.

– Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к отцу?