Книга Равная солнцу - Анита Амирезвани

Фереште поправила свою одежду и затянула пояс.

— Как хорошо, когда о тебе заботятся, даже когда так быстротечно…

Что-то в ее голосе задело меня.

— Потому что я евнух?

— Потому что тогда, давным-давно, ты вдруг исчез.

Мы помолчали, вспоминая те дни. Я думал о том, как смятенны были мои чувства. Оттого что я провел с нею так много ночей, она значила для меня больше, чем кто-то, кого используешь и забываешь, и это не позволяло думать о ней как о всего лишь проститутке.

— Но я все равно пришлю к тебе вестника, если услышу что-нибудь полезное.

— Я хотел бы навестить тебя снова, узнаешь ты что-нибудь или нет.

— Хорошо.

Тон ее был ровным, и это напомнило мне, что некоторые люди, прощаясь, становятся холодными потому, что лишь так могут вынести разлуку.

Служанка Фереште проводила меня во двор, где мужчина в прекрасном коричневом шелку, казалось, томился без дела у маленького фонтана. Он обернулся на звук наших голосов.

— Ты ведь должна была вывести его через заднюю дверь, — упрекнул он служанку, покрасневшую от неловкости.

— Умоляю простить, — сказала она. — Я больше не буду так невнимательна.

Мне было интересно, отчего мужчина так тревожится, пока я не узнал в нем наперсника шаха, его любимца Хассан-бега. Взаимно удивленные, мы смотрели друг на друга. У него были удивительно красивые брови, словно выведенные совпасть с краями тюрбана. Они дополняли его высокие скулы и гладкую смуглую кожу. Хотя ему было скорее ближе к тридцати, из-за безупречной кожи он выглядел двадцатилетним. Заносчиво задрав подбородок, он показывал, что отлично понимает свой статус — дорогой награды. Представившись как дворцовый служащий, я сделал почти незаметный знак рукой служанке Фереште, чтоб оставила нас. Она училась быстро — немедля скользнула прочь.

— Я служу Перихан-ханум, — сказал я и, когда он никак не откликнулся, тоже сделал губами нечто вроде беглой гримасы сожаления.

Он улыбнулся, показав мелкие и ровные белые зубы:

— Я слышал о ней все.

— Да, наверняка, но сомневаюсь, чтобы кто-то на свете знал, что это такое — работать на подобную женщину. А что вы слышали? — Я приподнял брови, как бы показывая, что знаю много такого, что Исмаилу хотелось бы услышать.

— То, что она жаждет власти.

Я рассмеялся:

— А какая женщина шахской крови не жаждет? Но вы не поверите, что мне иногда приходится делать! Не знаю, как вы бы к этому отнеслись, но из-за ее мелких капризов так хочется служить мужчине! Порой меня по три раза в день посылают на базар, пока я не принесу нужную пудру. Такая потеря времени!

— Потому я и предпочитаю служить мужчинам, — согласился он.

— Понимаю.

Дверь со скрипом отворилась, и слуга дал понять, что Фереште готова к встрече.

— Вы так спешите? — спросил я, повернувшись к Хассану.

— А вам самому тут не нравится? — отвечал Хассан и вдруг остановился. — Подождите. Так ведь вы… Что вы тут делаете?

— Верно, я тут не потому, почему другие, — быстро ответил я. — По очень секретному делу. Сегодня оно не имеет отношения к пудре, хвала богу.

— И что же это?

— Я в самом деле не могу сказать.

Он будет больше верить тому, что выжмет из меня. Не так уж много у него возможностей подчинять себе людей моего положения.

— Как соратник шаха Исмаила, я требую ответа.

Я вел себя словно меня ставил на место кто-то вышестоящий.

— Э-э-э… — мямлил я, — правда в том, что… э-э-э… меня послали попросить амулет, который заставляет мужчин влюбляться…

— В кого?

— Мне нельзя…

— Царевна хочет, чтоб в нее влюбился мужчина?

— Конечно. — Я будто бы изворачивался. — Как и любая женщина.

— Но ведь брат ее убьет за это.

— Не думаю, — покачал головой я. — Амулет для него и предназначен. Она жаждет братской любви.

Он расхохотался:

— Понятно! Я дам ему знать.

— Прошу вас, не раскрывайте замысла царевны, — взмолился я. — У меня будут неприятности.

— Хорошо, не буду, — сказал он, но я видел, что он лжет.

Он схватил свое лакомство, теперь была моя очередь.

— А вы, несомненно, тут тоже по делу. Уверен, вы тут не просто так.

— Ну конечно нет. — Хассан погладил кончиками пальцев свои красивые губы. Я был уверен, что он отвлекал многих этим действием. — Если вы скажете кому-то, что видели меня тут, я буду это отрицать.

— Ну конечно же я не скажу, — уверил я. — Как и мне, нужна же вам иногда передышка.

Глаза его засветились облегчением, что его поняли, но он мгновенно скрыл это.

— Однако вы рискуете. Если задуматься обо всех этих убийствах во дворце, не опасаетесь ли вы за свою жизнь?

Он явно испугался — мягок, словно простокваша.

— А вы?

— Каждый день. Служить царствующим — это игра в нарды. Иногда я думаю, принесет мне это награду или могилу?

Он усмехнулся:

— Именно так.

— И где же вы находите облегчение — не здесь же? Я вот никак не могу воспользоваться тем, что предлагает Ширин.

Он уставился мне в зрачки своими глазами цвета плавленого сахара.

— Во время Рамадана это не так уж и плохо, — ответил он. — Праздники приводят его в благодушное состояние.

Но предвкушение возможности развлекать шаха почему-то навевало на него скуку. Он стал поправлять золотую цепочку, что носил на шее, и я вдруг разглядел его личную печать, что наполнило меня азартом.

— Что ж, надеюсь, вам будет приятно, — ответил я. — Возможно, вы, как и я, счастливы, если удается отвлечься. Но иной раз хочется, чтоб можно было порадоваться жизни, словно обычному человеку. Понимаете?

На секунду с его глаз будто отдернули вуаль, и он вдруг стал таким одиноким, как тот козел на базаре, что не мог избавиться от своих мучителей.

— Как собираетесь праздновать? — допытывался я.

Он помедлил, потом ответил:

— Завтра вечером после отмены запрета мы пойдем гулять по базару переодетыми, словно обычные простолюдины.

Я уставился на него в полном изумлении. Он проговорился — как несчастный, мечтающий изменить свои обстоятельства. Он поспешно попрощался и вошел в дом.

Пери только что вернулась, посетив Махасти и Куденет, которые притворялись, будто не знают ничего полезного о шахе. Когда я рассказал ей о намерениях Исмаила, ее глаза засветились надеждой. Гадая, она открыла книгу стихов Хафиза и прочитала случайно выбранные строки.