Книга Солдатская сага - Глеб Бобров

— Да вроде как… Ничего. Накололи. Не болит уже. Кость ниже сустава раздроблена, будут оперировать. А это, — он кивнул в сторону торчащих из-под гипсовой шины пластиковых трубок, — так, временно.

— Здесь резать будут? — поинтересовался Гора.

— Да ну что ты! В Союзе…

— А в кундузском что — койки кончились?

— Да нет. Не те условия… Лень, у меня ж часть кости вообще на хрен вылетела. — И, перебив повисшее в палате неловкое молчание, добавил: — Майор говорит: раз ты с Украины, то пошлют тебя на лечение в Киев. Там окружной военный госпиталь.

— Ну вот, — рассудительно подытожил Шурик. — Там мать приедет, полгода подержат — ты сестричек пощупаешь, потом отпуск, пока назад приедешь — дембель! Класс!

— Да ты че, Шурик?! Меня ж спишут! Я вам говорю: почти два сантиметра кости вылетело! Это ж инвалидность!

Толпа притихла.

— Да ладно, Валера! Сейчас кости наращивают, это тебе любой скажет! Правильно, Гора?

— Угу. Я тоже слышал. Илизаров, кажется, кости вытягивает…

— Ладно… Вы че, бля, мне сопли вытирать пришли, в самом деле! Что там у нас?

— Да у нас… Мужиков сегодня вытаскивали.

— Ну и как они?

— А! — отмахнулся Шурик. — Как всегда. Не знаешь, что ли?

— Да уж…

— А ты що? Дывытысь ходыв?

— Братусяра! Ну ты шо?! Обдолбленный, чи шо?! Он же лежит! Ну-у дубя-я-ра! — Шурик чуть не подскочил на месте от возмущения.

— Ладно, Шур, не заводись. Нас завтра, если погода позволит, отправят, — сменил тему Валера — А сегодня утром полкач приходил. Вон — по пачке сигарет принес и по бутылке сиропа. Мудило!

— Сучара! Сам так не пошел, ублюдок…

— А че идти? Угробил людей, и хорош. Труппаки таскать — не царское дело! — констатировал Мыкола.

— Да уж… Натаскались жмуриков…

— Ты бы, Гора, молчал побольше! Нашел время…

— Ничего, Шура. Мы-то живы! — Валера вяло похлопал Шурика по плечу. По его виду отчетливо было заметно, как он сдавал и терял силы. Но уходить никто не хотел.

— Эй! Красавцы! Закругляйтесь… — медсестра бойко и решительно повыпихивала всех гостей за дверь. — Завтра придете, никуда ваш братик не денется!

— Давай, Валера, держись! Мы еще подскочим до отправки!

— И прискочите и прискакаете! — Шустрая сестричка-пенсионерка чуть ли не силком захлопнула дверь перед носом.

* * *

Из-за погодных условий, менявшихся каждые три-четыре часа, отправку раненых и убитых отложили на трое суток. Каждый вечер, как по часам, ребята приходили в медсанчасть. И каждый раз гвардии старший прапорщик Поцелуйко без намека на недовольство накладывал Горе полный пакет гостинцев. Сам он, к слову, сдержал обещание и, проведав раненых, выкатил чуть ли не контейнер деликатесов.

На четвертое утро после операции раненых и убитых отправили в Кундуз. Обставили церемонию прощания с погибшими как никогда — с помпой. По каким-то соображениям вертолеты не стали загружать в полку, поэтому весь батальон и разведрота в пешем порядке выдвинулась на аэродром. Простояли на хорошем морозце около часа, пока не подошла машина с телами убитых и автобус санчасти с отправляемыми. Вокруг носилок с запеленованными в проформалиненные простыни тюками построили каре, внесли знамя воинской части. Оркестр что-то там проиграл, после чего полкач и начальник политотдела выступили с краткими, но проникновенными речами: «Родина не забудет своих героев!..», «Ваша смерть не была напрасной!», «Братья, вы навеки живы в наших сердцах!..», «Мы за все заплатим…» — и так далее. Самое интересное заключалось в том, что слова выходили одни и те же, даже интонации похожие, но вот только расставили они их в разном порядке. Ничего, тронуло… Начпо, кажется, даже слезу смахнул ненароком…

После окончания траурных речений заревели трубы военного оркестра, и роты пошли строем мимо тел и приспущенного знамени полка. Тем временем раненых уже успели погрузить в вертолеты.

Шурик и Гора под видом переноски тел умудрились сбежать с построения и в течение всей процедуры прощания с «доблестными сынами Отчизны, сложившими головы за правое дело…» просидели с ранеными в «восьмерке».

— Слушайте, мужики! — Наколотый Валера стал неестественно бодр и чересчур разговорчив. — Поедете на дембель — заваливайте вначале ко мне! У меня хата своя, большая. Водочкой — заранее запасусь. Посидим, железки обмоем, чтоб не заржавели. Ребятишек помянем. Вон тех козлов, — он указал головой в сторону кучки высших офицеров штаба, — безмозглых, как следует обложим! А? Мужики? Приезжайте!

— А чего, приедем! Да, Гора?

— Конечно! Все равно по пути. Мне от Харькова восемь часов на автобусе — и дома. Я точно приеду!

— И ты, Шура, приезжай, обязательно! И Мыколу тащи, и Братуся!

— Да уж, этого урода пока раскачаешь!

— Я тебя умоляю! Да ты мертвого раскачаешь и замахаешь в придачу, если захочешь! Да, Гора?!

— Все весело заржали.

— Ну, так как, братаны? Обещаете приехать?

— Сказали — приедем, значит, приедем! — за двоих ответил Шурик.

— Через несколько минут после окончания построения восемь носилок с трупами засунули во второй «головастик», и вертолеты, отстреливая ракеты, стали кругами подниматься над перевалом. Наколотые анальгетиками и димедролом раненые почти моментально уснули, а осиротевшая четверка, отстав от роты и вольно покуривая на ходу, обсуждала возможность проведать Валеру после дембеля. Сошлись на том, что ничего «военного» в том нет, и решили вначале ехать в Харьков, а уж потом — по домам.

Глава 25

Прошедшие месяцы пролетели для Саши незаметно. Жизнь шла своим раз и навсегда установленным чередом. Он уже успел стать дедушкой, и о событиях годовалой давности ему редко кто напоминал.

Саша теперь считался одним из самых опытных солдат взвода. Держался он у себя в палатке особняком, перед офицерами не заискивал, со своим призывом был настороже. И когда один из новоиспеченных, круто слепленных дедов попытался, было восстановить во взводе старые порядки, (мы пахали — теперь их черед), Саша не вполне удачно опустил на его голову тяжелый самодельный табурет…

Дед отделался легким сотрясением мозга, десятком швов на темени, синяком во весь глаз — «презент на память» от ротного — и семью сутками в соседней камере. Саша же отсидел на «губе» всего трое неполных суток.

Несмотря на столь короткий срок наказания, для Саши это были самые тяжкие дни за минувшие полгода.

Его никто не бил, не унижал и не припахивал. Как и положено старослужащему он тихо и мирно отсидел свой законный троячок. Но в это время на губе сидело трое «предателей». Одного вида этих забитых, доведенных до полной потери человеческого облика, совершенно раздавленных существ, которых на «губе» уверенно убивают, было для Саши достаточно, чтобы впасть в глубокое уныние.